Я кричала на суді в Криму: «Сину, я люблю тебе! Слава Україні», — мати політв’язня Панова

Євген Панов — волонтер та воїн АТО, засновник громадської організації «Захисники України», яка допомагає українським солдатам на сході країни. Був захоплений російськими силовиками при в’їзді до окупованого Криму у серпні 2016 року. За певними відомостями, до нього звернулися з проханням вивезти українську родину з півострова на материкову Україну, але це виявилося пасткою. У зоні, прилеглій до адміністративної межі, на нього чекали працівники ФСБ. Окупаційна влада Криму звинуватила Євгена та ще кількох українських громадян у причетності до так званої диверсійно-розвідувальної групи, яка нібито мала завдання організувати теракти в Криму за вказівками Міноборони України. У грудні 2016 року Панов розкрив деталі звірячих тортур, застосованого до нього під час слідства. Згідно зі скаргою до Слідчого комітету Росії, його били залізною трубою по голові, нирках, руках і ногах, підвішували в повітрі за наручники. Силовики катували в’язня електричним струмом, стягували хомутом геніталії та імітували страту з однією метою — вибити з нього визнання вини.

При мікрофоні брат політв’язня Євгена Панова Ігор Котелянець, сестра Олега Сенцова Наталія Каплан.

У нашій студії — мати Євгена Панова Віра Котелянець.

Наталія Каплан: Вы недавно ездили в Крым. Я знаю, что там были проблемы, начиная от так называемой админграницы с Крымом. Что же там случилось?

Віра Котелянець: Для украинцев и при виде украинского паспорта там почти всегда возникают проблемы. Меня держали где-то час и 35 минут. Сначала не объясняли почему. На таможне забрали паспорт. Пограничный контроль я прошла, но там есть еще таможенный. Заставили вытащить все из сумок, развязывать каждый пакетик, смотрели, что там есть. Я стала развязывать. Некоторые продукты они не знали. Например, меня спросили, что это за зерна. Я ответила, что подсолнечные зерна, уже почищенные. Тогда они спросили, где я их взяла. Я сказала, что в магазине. Они переспросили: «А такие продаются?». Потом спросили об имбире. Я сказала, что это имбирь. Они уточнили, что это такое. Потом вызвали какой-то агроконтроль, который сфотографировал имбирь в пакетике и пошел сверять. Потом он вернулся и подтвердил, что это имбирь.

Я везла нашу вкусную колбаску, три раза провозила. Они искали сало в колбасе, сказали, что сало нельзя провозить. Тогда я сказала, что разрешаю, кушайте. Они ответили: «Нет, мы хохляцкое не едим».

Уже больше часа я не знала, где мой паспорт, они с ним ушли. Люди проходят на границе, а я сижу. Я начала кричать: «Отдайте мой паспорт». Думала, что будет что-то страшное. Мне стало плохо, я вытащила таблетки. Я сказала: «Отдавайте паспорт или будете вызывать скорую». Они мне говорят: «Отнесешь колбасу на свою Украину, пройдешь еще раз границу». Я сказала, что никуда не пойду. Когда они увидели, что я пью таблетки, вся красная, пришел человек. Я ему сказала, что прошлый раз провозила колбасу. Не знаю фамилию, но на вас похожий мужчина меня пропустил. Он сказал, что не может такого быть, но принес какую-то бумажку. Я стала читать, было написано что-то о том, что я провозила запрещенную продукцию. Я расписалась. Он разрешил собирать сумку. Пакет с колбасой я оставила на столике, где стояли сумки, и в дверь, чтобы быстрее уйти. Они меня догоняют в двери, отдают колбасу.

Наталія Каплан: Они знали, к кому вы едете?

Віра Котелянець: Думаю, они уже знают. Я каждые два месяца езжу. Мне в Симферополе говорят, что трудно, спрашивают, зачем я езжу. Я сказала, что буду ездить до последней минуты. Я никогда не оставлю сына одного. Они удивлялись.

Наталія Каплан: Как дела у Жени?

Віра Котелянець: 5-го у меня было свидание, я ему сказала, что завтра будет так называемый суд, 6-го числа в 10 утра. В этот раз свидание было 1,5 часа. Это хорошо, оно больше не проходит, хоть по закону положено три часа. В предыдущий раз у меня было вообще 50 минут. Женя чувствует себя увереннее, он досаждает администрации СИЗО, пишет постоянные жалобы. Он сидит в камере с иностранцем, который не знает русского языка, Женя его немножко выучил. Два раза его посещал священник.

Когда приезжаю, я уже хожу в СИЗО по всем кабинетам, по всем замам. Один сказал: «Я помню вас, вы прошлый раз приходили с требованиями». Я говорю: «Да, имею право, приходила с требованиями». Он на меня кричал, а я сказала: «Почему вы кричите?». Он назвал Женю преступником. Я ответила, что преступник вы, ведь до суда никто не имеет права называть человека преступником, тем более, что мой сын невиновен. Он на меня обиделся.

В сентябре следователь разрешил Жене позвонить, но он мне не позвонил. Когда я приехала, обратилась к этому, который обиделся, спросила, почему сыну не предоставили звонок, тот ответил, что у них нет средств связи. Оказывается, таксофон был сломан. Женя написал три или четыре жалобы, что не дают звонить. Поставили новый таксофон и ему первому дали позвонить. Женя всегда защищал всех и боролся за правду.

Наталія Каплан: Чем занимался Женя до ареста?

Віра Котелянець: Женя всегда активничал, он занимался во всяких кружках. Он 19 лет проработал водителем на Запорожской атомной электростанции.

На Майдане он не был, он работал. Зато он с ребятами, когда всякие «титушки» начали нападать на обладминистрации, райадминистрации, устроил блокпост, нашли эти блоки, заставили власть установить этот блокпост, чтобы никто посторонний не проник в город. Он был хорошим переговорщиком.

Он ушел на войну в августе 2014 года. Его сначала не брали, он добивался, чтобы ему дали разрешение. Они, 4 человека с юристами, поехали в Киев, они добились того, чтобы их пустили. Сначала они ушли как добровольцы, потом их перерегистрировали в ВСУ. Когда в сентябре 2015 года он возвратился, зарегистрировал общественную организацию «Захисники України». Они помогали детским домам в серой зоне, вывозили людей, которые хотели сюда переехать. Потом они начали юридически помогать АТОшникам, которые возвратились с ранениями, не могли добиться, чтобы им дали землю. Они гоняли машины на фронт. Он даже не успел вселиться в квартиру.

За два дня до исчезновения мы с ним общались. Он приехал ко мне. В воскресенье я позвонила Кате, жене, спросила, где Женя. Игорь с Катей что-то знали, но не сказали мне ничего.

Ігор Котелянець: На той момент ми розуміли, що щось трапилося, бо він не виходить на зв’язок. Але ми були впевнені, що, можливо, поїхав на якусь зустріч з друзями, добре відпочили. Ми були впевнені, що протягом дня він вийде на зв’язок. Але цього не сталося. Потім ми по російському телебаченню побачили сюжет про те, що Росія звинувачує Україну в підготовці диверсій в Криму, начебто наш Женя є головним організатором-диверсантом.

Віра Котелянець: Я помню эти минуты. Игорь позвонил мне. Это было вечером. Он спросил, сижу ли я. Я села. Когда он мне сказал, я включила видео. Дальше я не помню.

Ігор Котелянець: Далі була госпіталізація. Потім тиждень під крапельницями. Зараз відбувся черговий суд, на якому строк арешту подовжили до 9-го лютого. Мама буде на день народження разом з Євгеном.

Наталія Каплан: Но вы не сдаетесь?

Віра Котелянець: Нет. Женя на свидании сказал: «Мама, мы совестью не торгуем. Правда, мама?». Я говорю: «Да». Ему несколько раз предлагали поменять гражданство, пойти на сделку со следствием. Им нужно все то, чтобы очернить Украину. Если он пойдет на сделку со следствием, ему предлагали сократить срок, оставить в Крыму.

Ему несколько раз предлагали поменять гражданство, пойти на сделку со следствием. 

Ігор Котелянець: Мамо, розкажи історію про футболку.

Віра Котелянець: Когда приезжаешь в Крым, особо хочется говорить на украинском языке. Я в суде кричала «Слава Украине». Я кричала: «Сын, я тебя люблю! Слава Украине!». Меня не подпускали близко, чтобы его увидеть.

Мне захотелось сделать ему что-то приятное. Я посоветовалась с Игорем и купила черную футболку с гербом. На передаче я написала «футболка», вывернула ее.

Ігор Котелянець: Не видно було цей принт?

Віра Котелянець: Я не знаю. Там есть люди, которые благосклонно относятся. Я передаю футболку. Женщина развернула, посмотрела и забрала. На следующий раз я приехала на свидание, спросила, передали ли ему футболку. Он ответил, что передали. Вечером к нему пришли в камеру и сделали обыск. Тогда футболка еще лежала в сумке. Они забрали ее, а на следующий день отдали. Теперь она висит у него в камере как флаг.

Повну версію розмови слухайте у доданому звуковому файлі.