Олена Кулигіна/Фото —Юрій Мельник
Татьяна Трощинская: Я в этом подкасте пытаюсь отматывать до 24 февраля, но сейчас я просила бы, чтобы мы начали с нынешней точки тревоги — с вашей временно оккупированной Херсонщины.
Елена Кулыгина: Для меня Херсонщина является постоянной тревогой, я родилась в Новой Каховке, там прожила первые 25 лет своей жизни, там живет моя семья: моя мама, брат с семьей, бабушка. И когда мы смотрим на события в Украине, есть более горячие точки, но я всегда своим вниманием прикована к тому, что происходит в Херсоне, в Новой Каховке, также во всей области, которая частично оккупирована. Весь левый берег Днепра в Херсонской области оккупирован и туда нет доступа.
Если говорить о левобережной части Херсона, то он просто переполнен и техникой, и военными рф, и это постоянно растет.
Это будет долгая и изнурительная борьба. И у нас надежда только на ВСУ, украинскую и международную дипломатию и Господа Бога, потому что пока что ничто другое не может помочь.
Татьяна Трощинская: Вы уговаривали родных переехать, эвакуироваться? Искали какие-нибудь слова, аргументы?
Елена Кулыгина: Это моя самая большая боль, я пробую вести эти разговоры с мамой. С бабушкой, которой 85 лет, я на эти темы не говорю, потому что ее здоровье не позволяет вести такие разговоры. Решения за них двоих принимала бы моя мама.
С мамой эти разговоры пока также бесполезны, поскольку они живут в городе, а не в деревне, потому что в селах вокруг ситуация значительно хуже. Они видят технику военных, но в самом городе сейчас нет непосредственных военных действий.
Поэтому у них есть иллюзия мирной жизни. Соответственно, разговоры очень трудные. У них есть свой огород, они посадили картошку. Они смотрят, как расцветают деревья, и они создают иллюзию, что они продолжают жить так, как они жили когда-то.
Проблема у них самая большая с лекарствами, это то, что они делят на минимальные дозы, потому что лекарства невозможно купить.
Татьяна Трощинская: Война 8-й год, и для части наших друзей, коллег, для части слушающих нас семья оказалась в оккупации в 2014 году. Вроде бы и неожиданно. Но почему-то я думаю, что это очень быстро произошло сейчас, имею в виду юг Украины. Представляли ли мы себя или своих родных в оккупации? Я часто об этом думаю.
Елена Кулыгина: Я во Львове уже 14 лет, но когда оккупировали Крым, я мысленно начала собирать этот «тревожный чемодан» для моей семьи. В марте 2014 года я понимала, что это будет. Потому для меня это не было неожиданностью. Но это произошло настолько быстро, что уже 24 февраля не было возможности выезда.
Мой план или план моего брата, который немного моложе меня, — это не планы наших родителей. 24 февраля в 6 часов утра в Новой Каховке была разбита военная часть, туда попал снаряд. И тотчас колонна российской военной техники вошла на Каховскую ГЭС. И в 12 часов дня российская техника уже стояла на мосту. В 15 часов запретили проезд.
Успели уехать те люди, которые сориентировались буквально в первые часы. Позже это было невозможно, особенно учитывая, что в первые дни были жертвы.
В городе в первый день не было полиции, не было украинских военных, они вышли на правый берег, и в районе Шиловой балки уже шли тяжелые бои между украинской и оккупационной армией. «Грады» буквально в полутора-двух километрах от дома моей мамы били через Днепр. И это был ад, люди фактически были парализованы.
Местное население они в этот период практически не трогали. Ситуация начала ухудшаться гораздо позже, и сейчас она очень тяжелая. Людей в городе похищают, особенно мужчин, активистов, сельских голов, журналистов — Олег Батурин, он уже на свободе, к счастью, и даже уехал на свободную часть Украины. Мой бывший главный редактор газеты Александр Петрович Гунько был схвачен на несколько дней и находился в Херсоне в оккупационных подвалах. А другой журналист, Сергей Цигипа, был похищен одним из первых и до сих пор нам неизвестна его судьба.
Моя бабушка родилась на Урале. У нее русская кровь, ее дедушка был уральским казаком. Часть ее родственников — на Урале. Моя семья не общается с ними практически после 2014 года. И в одном из разговоров с моей бабушкой я ей говорю:
«Бабуль, ты понимаешь, что твой какой-то троюродный племянник может сейчас стоять в нашем городе с оружием против тебя, против моей мамы?»
Она говорит:
«Да, я это понимаю».
И моя бабушка точно знает, кто есть наши, украинские военные, кто есть, как она их называет «немецкие фашисты». Моя бабушка 1937 года рождения, ребенок Второй мировой войны, и она очень четко знает, кто есть «фашист», кто оккупант, а кто есть наши.
И для многих людей это открылось даже не в 2014 году, а сейчас.
Татьяна Трощинская: Я в конце спрошу вас о человеческом взгляде на те вещи, которые дипломаты обсуждают как уступки ради перемирия или мира. Я всегда думаю о том, что всегда в эти дипломатические торги попадают очень конкретные города, очень конкретные села и очень конкретные люди. Есть ли у вас силы говорить об этом?
Елена Кулыгина: Я с самого начала об этом думаю, но меньше говорю, потому что очень сложно об этом говорить. И я внимательно стараюсь следить и за настроениями наших международных партнеров.
Но Новая Каховка и весь левый берег Днепра, весь юг Херсонщины стратегически важны для оккупантов, чтобы сохранить свою программу минимум. И это путь через Мелитополь в Мариуполь и туда дальше в Россию. Поэтому это то, что они будут держать как можно дольше.
И потому я понимаю, что здесь ключевую роль будет играть даже не сила ВСУ, а поддержка наших европейских партнеров: не разрешат ли они это отдать.
Полностью программу слушайте в аудиофайле
При перепечатке материалов с сайта hromadske.radio обязательно размещать ссылку на материал и указывать полное название СМИ — «Громадське радио». Ссылка и название должны быть размещены не ниже второго абзаца текста.
Поддерживайте «Громадське радио» на Patreon, а также устанавливайте наше приложение:
если у вас Android
если у вас iOS