«До событий на Майдане, когда избили студентов Могилянки, мы жили своей жизнью. Да, мы сочувствовали, но больше это никак не проявлялось. Я не выходила на Евромайдан до этого момента. Наш младший сын к тому моменту стал студентом. Он переехал в Киев, а именно в тот день — первого декабря — он приехал на выходные дни домой в Донецк увидеть нас. Я на кухне хлопотала, что-то делала. А он говорит: «Чего вы такие веселые, вы что — не знаете, что произошло?» Мы говорим: «Нет». А он говорит: «Включи телевизор». Мы включили новости и мы были в таком шоке, потому что я себе такого не могла представить. Первая моя мысль была: «О, Господи! Неужели у нас как в России теперь!».
В тот вечер Елена написала пост в Фейсбуке о том, что она выходит на акцию к памятнику Тарасу Шевченко. Ее поддержали многие. Но ее акция была не первой. Еще раньше люди начали выходить на протесты.
«Под проливным ледяным дождем первого декабря мы стояли возле памятника Шевченко. Я пошла к микрофону и сказала: «Донецк, поднимайся!» И вот так я присоединилась к этому движению — так получилось».
Младшего сына Елены пригласили на обучение в Англию. Вместе они поехали на интервью. Гуляя по Лондону, увидели скопление людей с украинскими флагами.
«Они говорили о Евромайдане, о том, что Украина — это Европа. Мы присоединились и они когда увидели нас, спросили откуда мы. Мы сказали — из Донецка. У них были круглые глаза. Они спросили: «Как? А Донецк тоже за Евромайдан? Может, вы выйдете и что-то скажете?». Я, конечно, очень волновалась — не смогла говорить ни на английском, ни на украинском — я сказала на русском. Я сказала: «Вы, пожалуйста, не думайте, что Донецк — против. Пожалуйста, кто бы что ни говорил».
Оказалось, что этот митинг попал не только в эфир британских СМИ. Его транслировали и украинские телеканалы. По возвращению, говорит Елена, соседи в офисе стали косо смотреть на нее. Впоследствии эти люди поддержали оккупационные власти. Но случилось это уже весной 2014 года, но еще зимой в городе продолжались митинги и даже было ощущение победы.
«Я очень хорошо помню, что 24 февраля, когда бежал Янукович, у нас была просто эйфория. Я даже не могу это передать. Мы все бегали, обнимались — такое впечатление, что мы победили, наша взяла.
Мой знакомый из СБУ, с которым мы дружили, он сказал: «Лена, мне такую информацию передали, что 1 марта начинается российская операция «Русская весна». Я говорю: «Что это?». Он: «Не знаю, но вроде как Россия нас нападает». Я говорю: «Ну, что ты глупости говоришь. Такого не может быть. Такого никогда не будет».
Первого марта 2014 года по улицам Донецка прошла группа людей не очень опрятного вида. По словам Елены Маленковой, это были не местные жители.
«Шла эта толпа. Они все кричали: «Донбасс вставай, Донбасс выходи!». Мы боялись, что они будут переворачивать машины, но никто машины не переворачивал. То есть мы тогда не поняли, что произошло, но уже страшно».
Третьего марта 2014 года дончанки Екатерина Кострова и Диана Берг призвали горожан выйти на митинги. Елена Маленкова также присоединилась к нему.
«Мое впечатление… Я его не забуду никогда. Первое, что меня удивило, это то, что митингующие были с двух сторон. С одной стороны — Антимайдан, на одной и той же площади. Я не могла понять, как такое могло быть.
Я сказала: «О, Господи! Что происходит? Такое ощущение, что я сплю!». И вот в этой толпе явно выделялись, как мы их называли — кураторы — люди, которые этой толпой управляли. И вот этот человек, я до сих пор помню, как он выглядел — он был ростом с меня, может быть, выше меня на пару сантиметров, с очень проницательными глазами — ГБшник. Он услышал мою фразу, остановился, посмотрел мне в глаза и сказал: «Просыпайтесь, вы в России».
Обратила Елена внимание на то, что именно представителей Евромайдана окружила милиция. Из чего сделала выводы: оппоненты их не боятся.
В этот момент Елена четко поняла: это — Рубикон. Тем не менее решила бороться. Хотя, ощущения катастрофы еще не было и верилось: договорятся. Мыслей о войне не было.
Но все изменилось после того, как Елена увидела ролик о том, что боевик Игорь Гиркин зашел в Донецк.
«Я написала «ВКонтакте»: «Ребята, хватит, надо переходить от слов к делу. Кому надоело ходить на митинги, кто реально готов приступить к серьезным действиям, собираемся у меня в офисе». То есть вообще голова не работала. Я засветила свой офис. Мне потом сказали: «Как ты могла? А вдруг пришли бы за тобой?». Мы чувствовали себя чуть ли не «Молодой гвардией».
Единомышленники Елены Меленковой, в частности, расклеивали листовки. Но были и более решительные действия.
«Я многое до сих пор сказать не могу, что делали эти ребята. Когда они заняли ДонОДА, мы решили, что им надо отключить свет. Мы собрались на экстренное совещание. И одна из наших диверсионных групп отключила им свет, но через 3 часа он был снова включен нашими любимыми управленцами».
28 мая 2014 года Елене Маленковой позвонил знакомый с той стороны. Он предупредил: у нее есть сутки, чтобы уехать из города. Елена говорит: понимала, что на самом деле времени было гораздо меньше.
«Я сказала Андрею, что нам нужно идти. Через 2 часа мы уже были на вокзале. Мы вызвали такси до соседнего дома, потому что процентов 90 таксистов «стучало» той стороне. Мы понимали, что говорить ничего нельзя. Мы взяли с собой легкие вещи — майки, трусы, тапки. Нас таксист спрашивает: «Куда вы едете?». Мы говорим: «Едем в Крым на отдых». Когда мы сели в поезд, до самого Красноармейска, пока мы не увидели украинские флаги, мы оглядывались, мы очень боялись — я думала, за мной будет погоня.
Когда мы выходили, у меня не было ощущения, что я свою квартиру покидаю навсегда, но квартиру я на самом деле покидала навсегда».
Страхи Елены были небезосновательны. Боевики отслеживают ее деятельность и по сей день.
Открыто заявили об этом, когда Маленкова получила медаль Министерства обороны за волонтерство.
«В 2016-м году тогдашний «министр МВД ДНР» написал мне в приват: «Елена Аркадьевна, мы очень следим за вашей деятельностью. Ваша помощь ВСУ не останется без наград».
Мне реально стало страшно. Он написал, что «у нас длинные руки, мы вас и в Киеве получим». Конечно, мне было страшно. Я сказала мужу, он сказал, что надо прекращать. Я говорю: «Что прекращать?». После Донецка, говорю, мне уже ничего не страшно. Но на самом деле было страшно».
Елена Маленкова была среди тех пассажиров, которые прилетели последним рейсом из Турции в Донецкий аэропорт. После этого аэропорт захватили. Украинские военные тогда отбили атаку боевиков. Но больше из аэропорта имени Прокофьева рейсы не осуществлялись.
«Мы жили на одиннадцатом этаже четырнадцатиэтажного дома — за два с половиной километра от аэропорта. Я очень любила аэропорт. Когда мне было плохо, я садилась в машину, ехала в аэропорт, смотрела на самолеты, пила кофе.
Когда сегодня наши клиенты говорят: «Ой, здесь низко летаю самолеты, мы не хотим жить возле аэропорта», я говорю: «Ребята, вы просто не понимаете, что такое, когда есть аэропорт в городе».
«Разумеется, мы вывезли с собой ключи — от офиса, от дома. Где-то в 2016 году я написала стихи на эту тему:
А я не сказала о самом главномПочему-то о главном всегда невпопад.
В суете, в заботах, в движении плавном
не оборачиваясь, не оглядываясь назад.
Перевернув страницу, глядя в даль бесконечную,
Строишь планы, себя выхолащивая на корню
Надеваешь маску легкости и беспечности
И она прирастает, и трудно достать свою
Сущность. Или что там душой зовется.
Так безмерно подчас быть собой
Смотреть на звезды, плакать, когда не смеется.
Долго-долго смотреть вслед поезду,
Уходящему в город родной.
Я еще не сказала о самом важном,
О любви, о нежности, о печали.
Как люблю я тебя мой город — помпезный, важный
С твоими проспектами и площадями.
С твоими людьми — простыми и сложными
С которыми — или черное, или — белое.
С твоими ночами августовскими тревожными
И девушками, одетыми королевами.
Только дороги туда замело белой мглою,
Пылью засыпало, переметами
Только город мой танками отутюжило
И окна выбило взрывной волной
Только город мой флагами заморочили,
И уши закрыли, и рты заклеили.
Те, кто там проводил дни и ночи,
Стали приверженцами зомби или ночными тенями.
Я еще не сказала о самом-самом.
О том, что считается редким, между строк,
Что ношу я в сумочке, кармане тайном.
Ключи, что откроют когда-то замок.
Эта дверь мне и поныне снится.
Вот вхожу и включаю в прихожей свет.
Но сверкает дом мой пустыми глазницами,
Неумытых окон закрытых ролет.
Полную версию слушайте в аудиофайле (запись от 29 января 2020 года)
Підтримуйте Громадське радіо на Patreon, а також встановлюйте наш додаток:
якщо у вас Android
якщо у вас iOS