Татьяна Трощинская: Расскажите о вашем личном опыте. Как вы попали в плен?
Александр Грищенко: Это довольно банальная история, и характерная для «ЛНР».
Я пришел к зданию, в котором работал, с целью забрать личные вещи. Напротив здания был захваченный боевиками военкомат. Меня остановили, начали спрашивать, что я здесь делаю. Я работал в Луганской областной лечебнице ветеринарной медицины.
Мне не поверили, сказали, что я пришел устанавливать маячки для корректировки обстрелов. Меня обыскали, у меня был фотоаппарат, на котором были запечатлены баррикады Майдана. Мне сказали, что этого уже достаточно, чтобы убить меня или прострелить ноги. Но этого делать не стали. Сказали, что у них для этого есть отряд быстрого реагирования «Бетмен».
Меня задержали. За мной приехал автомобиль, и меня доставили на территорию Машинститута. Там в одном из подвалов общежития устроили тюрьму.
Меня били, пытали, использовали удавку, электрошокер, обливали раствором химических веществ, использовали хирургические инструменты, выламывали пальцы.
Андрей Куликов: Как произошло освобождение?
Александр Грищенко: Бетмен, руководитель подразделения, его гражданская фамилия Беднов, претендовал на то, чтобы занять пост главы «ЛНР». Его кандидатура не устраивала высшее руководство, у них даже была перестрелка. На выборах одержал победу Плотницкий, но Бетмен остался его сильным соперником.
В подвале было много людей, который туда бросали за самые минимальные проступки. Обычно, после использования на тяжелых работах, их отпускали через 3-4 недели. Информация о том, что там твориться, пошла по городу.
Для того чтобы скрыть следы преступлений от комиссии ОБСЕ, Бетмен приказал вывести нас из подвала людей и уничтожить.
Нас перевезли в бетонный подвал. К счастью, одному из моих сокамерников смогли передать телефон. Он рассказал родным, что нас перевезли, и сказал, где мы находимся. Вместе с миссией ОБСЕ они пошли к Плотницкому. Он сначала отрицал, а потом решил воспользоваться этой ситуацией, чтобы устранить Бетмена.
Охранников разоружили. Они подтвердили, что собирались этот подвал вечером забросать гранатами. Нас освободили, переквалифицировали в пленных, свидетелей.
Андрей Куликов: Почему правозащитники увязывают жизнь пленных с международными переговорами?
Александра Романцова: Уже год в Минских договоренностях есть 4 пункт, который говорит об освобождении всех пленных.
Этот пункт не должен быть связан с политикой, и просто должен был быть выполнен. Ряды пленных пополняются.
Это не просто тюрьмы, это бетонные подвалы. У нас, у коалиции «Справедливость ради мира на Донбассе» есть карта из 78 мест, в которых находятся пленные.
86% людей, которые там находятся, подвержены пытками или издевательствам. Они каждый день теряют там здоровье, веру, психику.
Это критический пункт. Это заложники, с помощью которых выторговывают боевики себе условия.
Мы завтра решили провести акцию «Освободите заложников на Донбассе». Мы хотим, чтобы наша петиция стала ТОП обсуждением. Прежде всего, должен стоять вопрос освобождения людей, а не политики.
Татьяна Трощинская: Видели ли вы людей, которые чинят квазиправосудие в «ЛНР»?
Александр Грищенко: Следователем в этой тюрьме был бывший слесарь. Я был свидетелем того, как судьбой людей распоряжался одни человек, «штатный палач».
Я был свидетелем того, как человека забили на смерть за то, что он, находясь в камере, сказал, что он за единую Украину.
В камере содержались и сепаратисты, и российские военные. Их туда бросали за пьянство, дебоши. Они не скрывали, что они военные РФ.
Андрей Куликов: Вы использовали фразу «амнистия с обеих сторон». Могут быть и обвинения в адрес украинских военных?
Александра Романцова: Все международные организации отслеживают положение с обеих сторон. Они всегда задают вопросы: «Почему в наших отчетах только та зона»?
Мы фиксируем информацию всех правонарушениях, о которых мы узнаем, и стараемся ее проверять. Коалиция объединяет 17 организаций.
С украинской стороны можно задействовать превентивный механизм. Есть люди, омбудсмены, которые получили разрешение заходить в любое место лишения свободы в Украине. Они проводят регулярные рейды. Их задача — максимально проверять содержание заключенных.
Превенции права в «ДНР» и «ЛНР» не существует. Когда мы говорим об амнистии, то в Минских договоренностях не прописано, к кому и как это относится. Амнистия должна ограничиваться расследованными преступлениями. Также амнистия не должна распространятся на тяжкие и военные преступления. Например, в нашем законодательстве пытки не считаются тяжким преступлением.
У нас есть свидетели, которые утверждают, что Захарченко сам разбивал кости молотком в руке живого человека.
Амнистия необходима с точки зрения примирения, но это настолько тонкий механизм, который нельзя просто принять плохо прописанным законом.
Также там не прописано, касается ли амнистия участников АТО с обеих сторон.
Андрей Куликов: Какой ваш совет тем, кто может оказаться в этом положении?
Александр Грищенко: Стараться выжить. Психологическое давление очень сильное. Рядом с нашей камерой находилась пыточная, и мы круглосуточно слышали крики, удары.