Асан Исенаджиев. Фото Ярославы Жуковской
Асан Исенаджиев — бывший медик из бригады «Азов», крымский татарин. Когда мы готовим этот выпуск, узнаём, что наш герой принимает решение уйти из Азова, в своих соцсетях он пишет, что «Азов» — это семья навсегда. Асан — участник боёв за Мариуполь, 86 дней находился на заводе «Азовсталь». Позже был в плену в посёлке Оленовка Донецкой области. Чудом остался жив в после взрыва, устроенного оккупантами. Жертвами стали по меньшей мере 53 человека. Асан Исенаджиев вернулся из плена в результате обмена 31 декабря 2022-го года. Он рассказывает свою историю, приправливая горьким военным юмором.
Евгений Савватеев: Когда вас везли на обмен, вы же не знали, что вас везут на обмен?
Асан Исенаджиев: Я думал, меня в Сибирь везут. Я не знал, что меня везут на обмен. У меня первые надежды, первые мысли появились, когда нас в самолёт посадили. Я там начал читать молитвы в режиме нон-стоп. Когда самолёт сел, и нас уже аккуратненько посадили в автобусы, я ещё больше начал молиться. Потому что автобус — это не «КамАЗ», не «Урал» какой-то. Когда повязки уже сняли, и я помню, у меня Вайчик спросил у конвоира, можно ли сходить в туалет, и конвоир сказал: «Дома уже у себя сходите, не надо нам тут нашу землю обделывать». И всё, и у меня уже начинаются слёзы.
Потом они пару раз пошутили, потому что там по рации сказали, что первый, второй автобус выдвигается, а третий, четвёртый, пятый стоят на месте. И он говорит: «Третий, четвёртый, пятый, вы всё слышали, вы никуда не едите. Сейчас мы обратно вас на зону отправим». Там, естественно, мысли появились, ну всё. Ну, а что ему шутить? Какой ему прикол шутить? Потом заходит СБУшник, сотрудник СБУ, и говорит: «Вітаю, хлопці, хто буде сигарету?». И всё, и вот так вот просто слёзы начинаются, ты там рыдаешь, ты там плачешь.
Асан Исенаджиев начал свой путь в Вооруженных силах как боевой медик в пограничных войсках. До широкомасштабного российского вторжения он принимал участие в войне на Донбассе. Рассказывает о своём первом опыте, когда пришлось взять в руки оружие.
Асан Исенаджиев: И в один из дней, это под Майорском было, просто из ниоткуда по нам начали поливать из ПКМ, ребята из 128-й бригады. Мы тогда вместе с ними стояли. Они тоже открыли огонь, и потом калибры начали повышаться, то есть на ПКМ ответили ДШК, ДШК там КПВТ начало лупить, потом минометы…
Потом АГС, автоматический гранатомет, станковый, ну такие вот 30-мм бомбочки взлетают, что-то там какая-то Чечня началась непонятная, и вот эта вот стрелковка началась, тут у меня. А я все, я забился в углу, у меня стресс паника, подбегает старшина: «Если ты сейчас стрелять не будешь, то я тебя сейчас типа застрелю. Стреляй хотя бы по-сомалийски, типа вот так вот, бам-бам-бам». Говорю: «Ну ладно».
Я понял, что типа или так убьют, или так убьют, ну я начал стрелять, все.
Это был первый бой, перестреливались мы где-то минут, минут 30, это полчаса, до часа мы стрелялись, но у меня по ощущениям, что это был целый день наверняка.
Евгений Савватеев: Тогда еще, если говорим об АТО, вы лечили раненых, и что вам они говорили потом уже, когда вы их вылечили, они встали на ноги?
Асан Исенаджиев: Была ситуация, когда это было в Майорском, там рядом село Зайцево, и там двое гражданских как-то возвращались ночью, уже в темноте, они решили сократить дорогу и пошли по полю чудес, нарвались они на систему растяжек.
У женщины (хотя это местная, они прекрасно знали, что там не стоит ходить) оторвало руку, а у мужчины тогда скальпировало череп. Ну и получается вот, кусок головы, вот как лезвием просто сняло, мы должны были, мы выдвинулись туда, когда поняли, что это растяжка, а не прилет. Потом крики, женщине кинули турникет на руку, а мужчина еще какое-то время дышал.
Женщина кричала: «Сделайте что-то, сделайте что-то». А что я сделаю? Что, подорожник туда, что-ли, приложу? Просто агональное дыхание, но я, если честно… Я был в шоке. Что человек без части головы еще какое-то время дышит, вот просто вот это на издохе, агональное, агонистическое дыхание. Для меня это, конечно, стало шоком.
Еще одна история случилась на территории, которая была между позициями противников, в «серой зоне».
Асан Исенаджиев: Помню какие-то крики: «Помогите, помогите, медика, медика», я смотрю — это серая зона, и людей очень много. Я говорю: «Ну, а куда мы пойдем, я не знаю этот сектор, это серая зона, это конечно прикольно, если сюда потащить человека за блок, я буду работать, но в серую зону вот так вот, мне немного страшно идти…». Где-то спустя 2 минуты ко мне подходят два друга, они взяли гранаты, чеку оторвали, и с гранатой в руке, получается мы пошли туда, в сторону этих криков, оказывать медицинскую помощь.
Машину попросили таксиста поставить, машину вот перпендикулярно, чтобы нас закрыть, у женщины была гипогликемия, у нее сахарный диабет был. Она себе вколола инсулин, но не поела сладкого, она начала падать, сделал ей укол, глюкозку по вене уколол, она приходит в себя, и говорит: Ой, спасибо вам, внучочки, не то что эти фашисты.
Евгений Савватеев: Кого она имела ввиду?
Асан Исенаджиев: Она думала, что ее спасает дырявая («ДНР» — прим. редакции), потом она поняла, что скорее всего она не пройдет через КПВВ.
Она встала, я говорю: «Все, мы уходим отсюда». Она пришла в себя, там какое-то время человеку нужно, чтобы прийти в себя, она уходит туда, в сторону, обратно от поста «ДНР». Где ей снова становится плохо от чего-то, и она умирает. Ее никто не спасает. Она еще пару дней валялась на трассе.
Читайте также: Я назвала наш экипаж «Харон», мы возили раненых через реку — Катерина Приймак
Евгений Савватеев: После ссоры с начальством Асан Исенаджиев переходит в бригаду «Азов». Интересно, что у моего собеседника были предубеждения насчёт азовцев. В ныне запрещенной в Украине соцсети «Вконтакте» он видел разные пропагандистские ролики.
Асан Исенаджиев: И там смотрел всякое, на тот момент уже ИПСО это работало, что там вот «азовцы» распяли какую-то беременную женщину или ребёнка, что-то такое. Там какие-то фотографии показывают, что у кого-то там свастика какая-то. Я такой думаю: «Ого, там скинхеды какие-то». А потом уже как познакомился лично, я ещё какое-то время их обходил стороной, потому что побаивался.
Евгений Савватеев: Но как-то Асан Исенаджиев оказалася в одной компании с «азовцами».
Асан Исенаджиев: Был Фахид, Лось, Добрый и Белка, по-моему, и я остался один. И всё же пришлось общаться, и они как-то в шутку говорят: «Ну что, будем мы тебя резать и получать белые шнурки»? А я типа на панику, они начинают смеяться. Говорят: «Ты что, дурачок».
«Азов» — это семейство, это не просто подразделение, военное подразделение, это семья. Все начинается с того, что человек, который изъявляет свое желание вступить в ряды бригады «Азов», должен пройти 5-недельный курс КМБ, курс молодого бойца. Что это в себя включает? Это включает в себя не только физическую нагрузку, сколько стрессоустойчивость. Человек, когда поступает на КМБ, у него нет имени, у него нет фамилии, у него есть только номер, они друг друга знают только по номерам.
Если человек успешно сдает 5-недельные испытания по тактике, стрельбе, тактической медицине, ему говорят: «Теперь у тебя нет номера, теперь у тебя есть позывной — псевдо». За вот эти вот 5 недель ребята все скрепляются. Все друг друга тянут. КМБ бойцам дают понятие о том, что ты не один, ты с подразделением, вот у тебя есть твои ребята, вы должны как-то все вместе двигаться.
Если марш-бросок и кто-то отстает, и бросят какого-то одного бойца, то все начинают приседать, отжиматься, пока вот этот вот паренек не дойдет, то есть не бросать своих и тянуть друг друга. Сила подразделения, профессиональность подразделения считается по самому слабому бойцу, подразделения, поэтому нужно всегда своих подтаскивать. «Азов» — это про подготовку.
Евгений Савватеев: До широкомасштабного российского вторжения Асан Исенаджиев служит в Мариуполе и чувствует себя, как дома.
Асан Исенаджиев: Планировал себе купить там квартиру, в город начали заходить франшизы, должен был открыться наконец-то «Макдональдс», потому что он все никак не мог открыться. «Пьяная Вишня», «Белый налив», Apple Store, то есть это все… город реально расстраивался, и прям все отлично было. Сделали улицы, дороги там отлично положили, ремонты, тротуары, приятно было там находиться.
Евгений Савватеев: Вы квартиру планировали для себя, или планировали семью?
Асан Исенаджиев: У меня не было, я жил сам, тогда я познакомился с девочкой, она воспитателем была в школе, учительницей, и думали, что потом выкупим ее и будем жить уже вместе, ну если все получится.
Мы смотрели за новостями, я смотрел. Там же они начали подтягивать эту группировку еще с 21 года, с осени. Мы с друзьями планировали поехать в Египет, у меня был отпуск запланированный на 26 февраля. Я вот это все думал: «Давайте попозже, давайте попозже, мне надо в отпуск съездить». Мы должны были ехать в Египет, мы должны были поехать на концерт Доро, есть такая исполнительница из России, ну просто мы должны были туда поехать с ребятами, слэмиться.
Концерт в Днепре должен был быть, я должен был поехать с Мариуполя в Днепр, в Днепре побывать на концерте, из Днепра поехать в Киев и вылетать в Египет. Потом ко мне заходит командир и говорит: «Походу ты никуда не едешь».
Слушайте также: Правозащитник с оружием в руках: история Константина Реуцкого
Асан Исенаджиев: Мы выехали, я помню, населенный пункт Ялта. Я что-то так смотрю новости, что-то читаю, но там что-то пахнет дело не очень весело. Но я думал, что-то не то. Попросил своего водителя Форта, чтоб он двигатель включил на машине, он запускает двигатель, двигатель работает, капот теплый, я ложусь просто на капот, у меня в одной руке нон-стоп, в другой руке чиабатта, и я такой: «Да какая война, ничего ж нет».
Хорус, помню, по рации говорит: «Не открывайте огонь по самолету, пока он не откроет огонь». Какой нах самолет?
И тут я знакомлюсь с авиацией, мы знакомимся с авиацией. Чиабатта улетает в одну сторону, нонстоп — в другую. Мы понимаем, что дело как-то не очень весело обстоит, и все — начинается движ.
Я не ожидал этого, я думал то, что просто начнется массированная атака со стороны Донецко-Луганской области. И мы будем сдерживать те рубежи, тогда в новостях говорили по поводу Киев, Чернигов, Сумы, Харьков, то что там вот идет война, но все молчали про Херсонское направление. И никто не понимал, что там с Херсоном происходит. Ну я думал там сидят себе ребята, отбиваются, через 2 дня нам говорят: «Противник уже в Бердянске». Я такой: «Какой Бердянск, 2-3 дня, как, в смысле?» Проходит 5 дней, если я не ошибаюсь, нам говорят: «Ну все, парни, мы в окружении». Я такой типа: «Обалдеть». В чем плюсы окружения: наступать можно в любую сторону.
Я в шоке, потому что к чему, к чему, а к окружению меня жизнь не готовила, я не знал, я вообще не знаю, как, что вообще делать, потому что вывоз раненых… У нас была настроенная логистика, мы в принципе понимали, что есть у нас здесь раненые, я был медиком второго, третьего плеча эвакуации. То есть мне раненых подвозят, я их начинаю вывозить на Мангуш, с Мангуша в Орехово и на Запорожье. То есть моя задача была — эвакуация раненых.
Асан Исенаджиев: И я вот сижу и думаю, а куда раненых вывозить, что вообще сейчас будет. Как только противник начал подступать к Мариуполю, они выставили свои вот эти Грады, танки, стволку, минометы, свою вот эту пехоту, но я в Call of Duty такого не слышал.
Там такая плотность огня была, что мама не горюй. Ну какие мысли могут быть? Я начал прощаться уже в принципе со всем, потому что по опыту все блокады по сути ложатся. И я в принципе понимал, что мы здесь все ляжем.
Чтобы там мобилизовать силы, выдать оружие, настроить линию обороны, выставить контратаки. То есть мы на себе просто начали сдерживать противника. И, конечно, благодаря нашему командованию, Рэдису, мы именно дерзко отработали, и они кидали на нас, ну добротно они на нас кидали людей. То есть противник терял в районе где-то роты, минимум роту в сутки они теряли. 1 к 40 где-то у нас было.
Я точно не скажу, но скажу так, что вот я в шоке был, когда мы пару раз ездили на эвакуацию и видели количество тел русаков и «ДНРовцев». Я был в шоке. Там их просто куча.
А те стреляли во всех без разбора. Гражданские, негражданские, вообще пофиг, они валили тупо всех, русские. Русские и «ДНР». У «ДНР» было у мобилизированных 2 выбора: либо их застрелят в тылу, либо их убьют при наступлении. То есть у них там заградотряды какие-то стояли, которые их отстреливали. Мы слышали не один раз стрельбу в тылу противника. И это не наши работали.
Я увидел войну немного с другого ракурса. То есть я привык это видеть. Вот есть 2 позиции, серая зона, она должна быть пустая. Какие-то гражданские непонятные, которые может быть в состоянии стресса, я не знаю в каком они состоянии были, просто начинали выгуливать свою собаку или гулять с коляской во время боя.
Вот едет танк противника, там женщина с коляской рядом с ним едет. Ну и кто будет стрелять в танк? А танк стреляет. Танк дострельнул, там женщина с коляской тоже отлетели в стенку. Но танк по сути ликвидировал гражданских. Гражданского уже нет. Значит по танку уже можно работать. Но картину когда танк стрельнул и рядом женщину с ребенком размазал — это я видел. Вражеский танк.
Когда люди просто вот… Бои идут в районе Драмтеатра, там просто гражданские просто гуляют. Ну не гуляют, но просто бегают туда-сюда, туда-сюда. Чего они вообще там бегают? Ну какой-то хаос.
Слушайте также: Бесит, когда контрнаступление обсуждают в тылу, как сериал — Павел Казарин
Евгений Савватеев: А вам с ними приходилось общаться?
Асан Исенаджиев: С кем?
Евгений Савватеев: С гражданскими.
Асан Исенаджиев: Да, они к нам приходили. Мы им оказывали помощь по медицине. Мы с ними делились едой. Когда вот мы стояли в районе воинской части 357, там было очень много женщин с детьми. И у детей банальной еды не было. И мы с ними, естественно, делились. Где-то там тушенку мы им давали. Ну не так, что каждому, да, тушенку. Одну банку тушняка на двоих, на троих мы в способности были выделить.
Где-то там курочки, яйца, вот просто проезжали, помню, за водой мы ездили к колодцу. Нам дали яйца домашние. Мы эти яйца тоже поделили. То есть пять яиц себе забрали, пять яиц отдали детям, чтоб они там пожарили. Ну делились как могли.
Была девочка одна Диана. Ее мама приводила через два квартала, причем они территориально находились уже на территории противника. То есть противник уже там занял позиции. И во время наступления этого, когда противник наступал, у нее была скола в голове. Ну как, порезало ей голову в районе лба, и до темечка. Она приходила к нам на перевязки, я ее постоянно успокаивал. Она плакала о том, что вот все, теперь ее никто не полюбит с таким шрамом.
Я говорю: «Да что ты, был бы я помоложе, мы бы с собой замутили по-любому». Мне интересно реально, что с ней, и выжила ли она. Гражданские отдавали предпочтение получать медицинскую помощь у нас. Не у них. Вот тоже такой момент был. И с гражданскими, естественно, общались.
Евгений Савватеев: Потому что на тот момент, а это, наверное, вы говорите, до середины марта где-то, да? А аптеки в Мариуполе не работали?
Асан Исенаджиев: Они уже были закрыты. Некоторые были размородерены. Мы ездили в Жовтневый район. Там был райотдел. Кот — это был начальник полиции по Мариуполю вроде. То мы вместе с его ребятами открывали аптеки. То есть приехали, открыли аптеку, взяли все, что нам нужно в присутствии представителей полиции. И все, по сути. Все, что нужно, мы себе забрали и поехали оказывать раненым помощь. Нас интересовал инсулин, потому что в подвалах было очень много диабетиков. Нас интересовали антибиотики, противовоспалительные, жидкости для вливания внутривенки. То есть там тот же самый физраствор, рингер, гекки, нас вот такое вот интересовало.
То, что Драмтеатр сложили когда, как туда зайти? Потому что все завалило. И ты слышишь эти крики, как люди кричат, «Помогите, помогите, мы живы». А ты просто туда не можешь зайти, потому что ты ж не Халк какой-то, не можешь раскидать эти завалы и вытащить людей.
Асан Исенаджиев: Я попал на территорию «Азовстали» 1 апреля. Это у нас была эвакуация. Мы эвакуировали, это в два этапа происходило. Мы эвакуировали раненых возле «Ильичовца», спортивного комплекса. Было трое раненых. Мы как-то ехали, раненых как-то сильно стабилизировали, что можно было, грубо говоря, упасть на сигарету. Я открыл окошко.
Я был в шоке от того, что я видел. Ландшафт менялся каждый день. Я видел одну картину, грубо говоря, вчера, сегодня город уже имел вообще другое очертание. Вообще все по-другому было. Разрушения просто менялись каждый день.
Дороги менялись каждый день. То есть у нас водитель знал, что если дорога одна не срабатывает, значит, как ее объезжать? Потому что великая вероятность того, что там будет какой-то кратер какой-то, будет трехметровой глубины от фабы какой-то, тонника, что там вообще будет невозможно проехать.
Кладбище. В любом дворе, в который ты не заедешь, на детской площадке кладбище. То есть стоят просто кресты, тут похоронен. И много кто неизвестный. Писалось, найденный был где. Писали, где было найдено тело.
Когда в этажки заходишь, там тоже пишется, кто погиб, на дверях писали. Писались, кто жив, кто погиб. Очень много трупов лежат на улицах. Дети, женщины, мужчины. Там, откровенно говоря, видно, что это мирное население. Это вообще не боевики, там даже не переодеты никто.
Читайте также: Из Московского патриархата — в снайперы ВСУ: история Юрия Черноморца
Асан Исенаджиев: Заезжаем на территорию «Азовстали», я смотрю на этот завод, я его вообще не узнаю. Вот, уже на тот момент, в районе первого апреля, уже там были такие нормальные вот повреждения. Оттуда мы потом уезжаем обратно на территорию Приморского района, в районе ТРЦ Приморья. Мы заезжали туда в обед, в обед, да, 31 марта. Я заехал в обед на территорию ТРЦ Приморья, сказал командиру о том, что я психически не вывожу эвакуации. И можно ли мне будет отправиться на территорию госпиталя, в госпитале работать, потому что плавит. Он говорит: «Да, хорошо, только как ты туда доберешься?». Появилась возможность поплыть на корабле, то есть у нас лодка курсировала с порта на территорию «Азовстали». И я говорю, ну, давай рискнем.
Вместе с Джоном — это иностранец, англичанин, который вот со мной был, он такой дедуган, лет 60. Не знаю, по-моему, с 18 лет он на войнах, там Фолклендские острова, Афганистан, Сирия, Ирак, буря в пустыне, там человек-война.
Мы садимся в лодку, подплываем к территории левого берега Мариуполя, я говорю рулевому: «А ты знаешь, куда выступаем?». Он: «Я первый раз еду». Я такой: «Обалдеть». Ну, по итогу чуть ли не десантировались в районе Восточного, это то, что уже оккупировано противником. Потом мы в самый последний момент узнаем о том, что вся береговая линия контролируется противником, потому что мы думали просто высадиться где-то возле Шлаковой горы и как-то случайно вот просто попадаем туда, куда нужно — на территорию «Азовстали». По дороге, кстати, я еще помню вертушки были потоплены.
Ребята сбили вертолеты, они валялись где-то вот на подъезде к Шлаковой горе, и там же эти тела валяются, пилотов этих. Заходим на территорию «Азовстали», в нас сразу приветственная авиационная бомба где-то возле нас падает. И я такой: ну, типа, welcome to «Азовсталь».
Ну, город просто стерли с лица земли. Я не помню ни одного города, ни одного вот района, где дома были бы целы. Просто разруха.
Евгений Савватеев: Джон ни на одной из воен такого…
Асан Исенаджиев: Да, я ему говорю, он вот был в Сирии, когда Алеппо вроде бы равняли землей. Я ему говорю, типа, ну что? А мы уже были тогда на территорию «Азовстали». И он постоянно говорил fucking russians, fucking russians, потому что он говорит, он такого вообще нигде не видел. Его уже когда вот обменяли, то я ему говорю: «Что, будешь продолжать?». Он говорит: «Нет». Ему этой войны хватило на всю жизнь.
В «Азове» Асан Исенаджиев не боевой медик, как раньше. Ему не нужно брать в руки оружие. На «Азовстали» работы хватает и без этого. Особенно тяжелым был период в середине апреля.
Асан Исенаджиев: Тогда гарнизон с правого берега начал переход на территорию «Азовстали». И в тот день, 16 апреля в 3 часа, где-то в районе 3 часов утра, в госпитале насчитывали 464 раненых, которые были приняты в период с 2 часов ночи 15 апреля. А врачей сколько? 24. То есть, нас вот, всего медперсонала на госпитале было 24 человека, 12 врачей, 12 средний и младший медицинский персонал.
Евгений Савватеев: И за эти 5 дней вы сколько часов спали?
Асан Исенаджиев: Меня выключили 19 числа. Нина Колосинская, анестезиолог, они вместе с мужем, у нее муж, Андрей Колосынский, они два врача-анестезиолога, они просто говорят: «Иди поспи, иди поспи». Ну, я там максимум, на часик прилег, меня девочки подменяли на тех же самых перевязках. И она меня просто взяла и вколола «Сибазон», прямо в татуировку «Пикачу». Так вот, тец. А он такой, он болючий такой. «А что это такое?» — «Ну, ничего, это витаминка». Я вырубился. Меня выключили, то где-то я сутки проспал.
Да, это все происходит на минус втором этаже. Моя зона ответственности была дорога с минус первого на минус второй этаж. У нас там была импровизированная курилка, грубо говоря, это можно назвать коллекшн-поинт, это место сортировки раненых, где происходит триаж раненых, то есть кто легкий, кто средний, кто тяжелый. И кто, вот как говорится, первоочередной — идет на операцию, потому что у нас всего лишь два хирургических стола было, где работали хирурги. Они вообще, я не знаю, из чего созданы хирурги, потому что если я хотя бы полчаса спал, они вообще не спали, и анестезиологи вообще не спали. Я не знаю, как они. Вот они нон-стопом фигарили, потому что я не помню, чтоб в течение этих 5 дней, чтоб там операционная замолкала.
Евгений Савватеев: На заводе Асану Исенаджиеву постоянно нужно было принимать решения: кого оперировать первым. Это называется медицинская сортировка или триаж.
Асан Исенаджиев: Триаж раненых — это достаточно такая тяжелая тема, когда вот раненые делятся. Есть три категории. Первое — это что бы ты ни делал, он все равно выживет. Ну, то есть самый-самый легкий. Второе — это если ты что-то сделаешь, он выживет. И третья категория людей — что бы ты ни сделал, он все равно умрет. И это достаточно такой тяжелый морально-психологический выбор. Ты оцениваешь ситуацию, ты смотришь, что вот, что можно сделать. Если человеку можно как-то вот… Там не было такого, что вот 6 человек, да, и ты… Из этих 6 человек вот этот один — его можно вот спасти, значит, ты идешь первый. Как правило, было вот их четверо или их десятеро, и их всех уже нужно было на операционный стол. Ну, просто какими-то вот действиями можно было как-то вот немного отсрочить это. И я где-то вот занимался на этом этапе.
Евгений Савватеев: К тому моменту в Мариуполе уже долгое время нет света, воды, заканчиваются лекарства. Тряпки и форма становятся перевязочными материалами.
Асан Исенаджиев: Это все кипятилось в баках, там были баки с технической водой, либо с пожарки, то есть грязная такая вода, которую сначала никто не пил. Благо там по всей «Азовстали» было очень много воды «Бювет». Я до сих пор не могу смотреть на эту воду. Слабогазированная.
В какой-то момент все-таки вот питьевая вода она была, но она тоже потом закончилась, и мы начали пить эту техническую воду. В этой технической воде кипятится она. Кипятили мы с помощью АХД. На тот момент коронавируса было очень много.
Евгений Савватеев: С помощью антисептика?
Асан Исенаджиев: Да, и антисептика было там просто тонны. И на этом антисептике кипятили, закипятили воду, туда кинули перевязку, она прокипятилась, и вот этой вот перевязкой мы уже пихали раны, то есть сделали прочищение.
Читайте и слушайте также: Херсоне нас встречали с цветами — командир батальона «Крым» Иса Акаев
Евгений Савватеев: За вот эти 86 дней, вы сколько раз видели солнечный свет?
Асан Исенаджиев: До 1 апреля я его видел практически каждый день. С 1 апреля я его где-то видел раз в неделю наверняка. А потом уже как вышли в плен, то когда мы были уже на Оленовке, я получил ожоги от солнца. Я обгорел.
Евгений Савватеев: Вот когда вы понимаете, что вас сейчас выпускают из «Азовстали», ваши мысли?
Асан Исенаджиев: Я выживу. Я буду жить. То есть это не будет уже смерть под завалами. Для меня это было вот спасением.
Пришёл Рэдис, сказал, что вот есть определённые договорённости, мы выходим в плен, мы будем там 3-4 месяца, почётный плен. То, что вот есть определённые договорённости, нас там не убьют. Мы естественно верим нашему командиру и выходим. Потому что командир нас никогда не обманывал. Это его обманули.
Евгений Савватеев: Вы сказали, что вы каким-то образом принесли на «Азовсталь» наушники.
Асан Исенаджиев: Да, они у меня остались в вещах, в рюкзаке месяцком. И они меня спасали. Я надевал наушники, закрывал глаза и представлял, что это всё сон, это всё нереально. И что я сейчас проснусь просто где-то в Египте от того, что я просто там перегулял. И что это нереально всё.
Евгений Савватеев: Что вы слушали?
Асан Исенаджиев: «Ярмак», он тогда песню написал «Дике поле». Я один из первых, кто её слышал. Потому что мне грязную версию скинули.
Я слушал Дору, я слушал «Океан Эльзы». Какой-то там, я не знаю, фонг, Dead Inside, какая-то музыка, потому что я в «Доту» играл. Ну что-то такое, но ничего про войну.
Потом в какой-то момент я начал слушать Муцураева. Есть такой исполнитель Тимур Муцураев, чеченский бард. Все в «Азове» слушают Муцураева. Но на тот момент я услышал эту музыку вообще с другой стороны. Вот именно осмысленно уже. Что там смысла очень много. Вот у него песня «Грозный, ты держал врага». Если слово «грозный» и «чеченцы» заменить на «Мариуполь» и «Азовцы», вот песня один в один.
Евгений Савватеев: Вы тоже вспоминали, да, учитывая то, что это на минус втором этаже, какой там был запах?
Асан Исенаджиев: Да, он был запах крови, запах пота, запах гноя, калодификации и мочи. Вот это вот сумбур от этого запаха. И еще влажность, душно было, потому что много дышащих было. Когда ты понимаешь, потом все равно привыкаешь к этому. И потом, когда ты выходишь на поверхность, на минус первом этаже были, какое-то время хранились тела парней погибших и ампутированные конечности. Тоже определенный свой запах.
И когда ты выходишь на свежий воздух, на поверхность, когда там дали нам РПО, режим припинення вогню, то в прямом смысле слова начинает кружиться голова от свежего воздуха. А потом нюхаешь просто свои вещи и такой думаешь: «Ого, а ты как бы пахнешь смертью». Ну не совсем смертью, но не очень у тебя запах.
Евгений Савватеев: Асану Исенаджиеву приходилось переходить в другой бункер, оказывать помощь гражданским, которые укрывались на «Азовстали».
Асан Исенаджиев: 8 мая, когда был пробитый бункер со снайперами, так называемый «Магазин 20». Я был тогда на штабе дежурным экипажем. И мы вместе с моим вторым номером побежали туда. По вот этим подземным коммуникациям. Ну, как по поверхности мы бежали. Там поверхность-подземка, поверхность-подземка. Мы выбежали уже на рубеж, чтобы стартовать к этой позиции. Но нас, получается, туда просто не подпустил противник.
Через какое-то время нам просто пришла команда, что парни, вы там ничего уже не сделаете. Мы попали на этот бункер через 2 дня. Дверь мы еле-еле открыли. И дверь еще спустя 2 дня была раскаленная.
Все, кто там были, они… Там выжило не очень много людей. Порядка там что-то 10-15 человек там выжило всего лишь.
Евгений Савватеев: Из?
Асан Исенаджиев: Да там что-то под сотню было людей. Ну, вот 70 точно знаю, что 70 погибло. Все вот эти люди, они просто сидели там на входе где-то, в проходе они жили. Это их спасло. Все, кто были внутри, они до 5 минут, 5-10 минут. Дальше они все либо задохнулись, либо сгорели. Такая ситуация.
В апреле 2023-го года в Киеве были высажены сакуры в память о погибших на «Азовстали» врачах.
Асан Исенаджиев: Это Форт. Это мой водитель. Мой водитель, мой друг, мой второй номер. Форт Ледовит. Мы с ним познакомились, когда он перевелся в… Медицинский пункт другого батальона. Мы с ним моментально нашли общий язык.
Мы с ним начали вместе играть в игры компьютерные. Потому что мне самому было скучно играть. Мы играли в Skyrim, Terrarium, всегда вместе играли. Всегда где-то гуляли вместе. Он для меня открыл мир грузинской кухни, хинхали, хачапури. Много чего. Хоть он был и младше меня, но некоторые моменты из формирования личности я взял с него пример. Ну, и мы, в принципе, не разлей вода, постоянно вместе были.
Евгений Савватеев: Это тот водитель, который капот прогревал?
Асан Исенаджиев: Да-да-да. Это человек, который меня понимал с полуслова. У нас даже одни взгляды были на некоторых личностей. Человек просто с большой буквы. Он всегда ездил на точки эвакуации, куда не каждый вообще думает туда хотя бы прогуляться, не то чтобы на машине туда ехать. У него был какой-то магнит на все. То есть, куда бы он не поехал на эвакуацию, в него отработает авиация, танк, миномет, град, стрелковка, в него все полетит. И он приедет, упадет на диван, скажет: «Ну, у меня сегодня день рождения, по мне сегодня все отработало. Я приехал, значит, у меня сегодня день рождения».
Вторая — это Юлия Зубченко, Сирена. Пришла она к нам незадолго до начала полномасштабки, где-то за год. Она встречалась вместе с Шеги Андреем. Это парень со второй роты. Он погиб 15 апреля, она погибла 8 мая. Юля — шикарный медик. Она могла реально нон-стопом несколько дней просидеть на приемке, пока я там где-то в Мариуполе задержусь. Она всегда придет на помощь. Она человек, который сама сгорит, но поможет другому. Шикарная девушка была. У нее остался ребенок. Очень жалко ее.
Форт погиб 26 апреля. От дрона. Залетел дрон, скинул ВОГ. Это была эвакуация раненого. Они эвакуировали тогда, тащили раненого. Залетел, откинул. Травма несовместимая с жизнью.
Бомбить эвакуацию раненого — это низкий поступок со стороны противника. Юля погибла вот в этом магазине 28 мая. Она сгорела заживо.
Читайте также: Записалась в военкомат вместе с сыном и собрала свой взвод: история Натальи Шевчук
Евгений Савватеев: В это время об «Азовстали» говорит весь мир, политики, музыканты, спортсмены, религиозные лидеры делают заявления. Асан Исенаджиев решает использовать свой Instagram для привлечения внимания к азовцам. Он обращается к президенту Турции Реджепу Эрдогану.
Асан Исенаджиев: Эрдоган его увидел через два часа. Это я вот прям знаю.
Евгений Савватеев: Вы как это знаете?
Асан Исенаджиев: Я скинул это видео Джамале, и Джамала по своим путям перекинула туда. Он его видел в течение двух часов. Мне лайк он там или просмотр не сделал в Instagram, но я знаю, что он его видел.
Евгений Савватеев: Так. Как он отреагировал, вы знаете?
Асан Исенаджиев: В подробностях точно не знаю. Знаю, что какую-то роль это сыграло. Какую-то роль это определенно сыграло. И точно не могу сказать. Знаю, что вот мне всё, что написали, то, что Путину было предложено несколько вариантов решения ситуации. Вот это всё, что мне написали. Больше мне ничего не отвечали.
Евгений Савватеев: Как мама отреагировала на пост, который был посвящен ей? Вот это сердце знаменитое.
Асан Исенаджиев: Ой, она плакала. А я знаю, что она плакала. Я знаю, что она переживала. Я знаю о том, что она успокоилась, когда мы вышли уже с «Азовстали» в плен. Я знаю, что были проблемы с сердцем.
Я знаю то, что она радовалась тому, когда меня выпустили с плена. Общаться нам не довелось. Не было возможности общаться. Просто вот, скажем так, знаю через третьих лиц, что вот… Как-то так. Что всё хорошо и… Вот всё, что знаю.
Евгений Савватеев: А вам приходилось плакать за это время?
Асан Исенаджиев: Честно, нет. Один раз я плакал на обмене. Там вот прям прорыдался, что мама не горюй.
Всех «азовцев», находившихся на «Азовстали», переместили в Оленовку, в той же Донецкой области. Вскоре этот населённый пункт будет во всех мировых новостях.
Евгений Савватеев: Вы предпочитаете не рассказывать о том, что было там во время плена. Я вас хотел спросить о ваших мыслях, когда вы были там. Что вы знали о тех новостях, которые есть о вас, об «Азове», в остальной Украине?
Асан Исенаджиев: За себя я вообще не знал.
Я всё, что знал, то что у меня там в Инстаграме 150 тысяч подписчиков, доступ к моей странице был у одной моей знакомой. Я ей говорил о том, что если меня убьют, у неё было видео, которое она должна была просто выложить в сеть. Ну это то, что типа там какое-то мотивационное.
Евгений Савватеев: То есть вы записали видео на случай смерти?
Асан Исенаджиев: Да, у меня их несколько было, и все они вот у этой девочки были. Я сказал что, что пусть поклянётся своей жизнью и будущими детьми о том, чтобы не рекламировать на этой странице ноготочки и бровки, ну не использовать её в корыстных целях, а только в целях благотворительности.
По поводу новостей с внешнего мира. Там играло радио какое-то «ДНРовское», и мы слушали это радио, и в принципе от этого анализировали свою уже ситуацию. Мы каждый день слышали, как там парни на Марьинке хренячатся, потому что от нас до Маринки там всего ничего было, километров 10 или 15, если я не ошибаюсь. Мы слышали каждый день Маринку. Такие глобальные новости мы никакие не слышали. По мыслям, ну не знаю, первые мысли были это, как мне нравится жить.
Евгений Савватеев: Взрыв произошёл в ночь с 28-го на 29-е июля. 193 человека находились в одном бараке. 53-е погибло. Асану Исенаджиеву повезло получить лишь ранения.
Асан Исенаджиев: Когда меня закинули на барак, там мое мировоззрение полностью поменялось на, не знаю, на 720 наверняка градусов. Потому что я там просто замлел с той ночи. После «Азовстали», это самое жесткое, что было в моей жизни, это вот эта вот ночь в Оленовке.
Потому что такого вроде бы ты только-только отошел, ты только начинаешь как бы успокаивать свою нервную систему, и тут тебе такой прилет. Бах-бах, и ты через эту стену огня, и в тебе эти осколки, и там парни умирают. Это жестко.
Ну вот у меня через койку от меня, у парня в голове дырка в голове размером с футбольный мяч была. Хотя он был дальше от эпицентра взрыва.
Но у меня вот осколок зашел в предплечье, у меня один осколок, осколки зашли в грудную клетку, причем один из них отрикошетил от ребра и вылетел вот так вот. Вот зашел, вот так вот отрикошетил и вышел. В правую, ну полностью по правой части.
И в бедро еще зашли осколки. А еще, да. Ну какие-то осколки мы там повытаскивали. Самые болезненные осколки были — это, которые были в ногах, на стопах. Потому что когда мы выбегали с этого барака, в ноги стекло попало, очень много было стекловаты. И вот эти окалины, которые ноги пропалили. Очень было неприятно их вытаскивать, особенно возле мизинчика. Я там орал на весь тот карцер.
Нас потом перекинули всех в карцер. Карцер, который рассчитан на 6 человек, нас там было 36 человек. То есть мы там все как шпротики лежали. Ну и когда вытаскивали осколки с ног, естественно, никакого обезбола, естественно, ничего такого, просто вот так вот. Ну и орешь себе. Ну ори, потому что станет легче. Им-то что? Им-то наоборот это улыбку вызовет, что ты орешь. Вот.
Евгений Савватеев: Тому врачу, который вам вытаскивал осколки, вы как?
Асан Исенаджиев: Это наш был. То есть это мне вытаскивал осколок Ванно. Его позывной Ванно. Он из 55-го госпиталя. Он был на территории Ильича. И он мне сразу сказал, что обезболов нет, надо терпеть. Типа я говорю, я буду кричать. Ну и этот охранник говорит: «Так кричи, может станет легче». Ну и все. Ну стало легче. Ну, когда осколки вытащили.
Евгений Савватеев: Вы понимаете, что это было? Это был взрыв?
Асан Исенаджиев: Это прилет был. Я не артиллерист. Я не пиротехник. Я на тот момент спал. Все, что я помню, меня сдуло с кровати. Вот это я точно могу сказать, что меня сдуло с кровати. Я выплюнул свои зубы и побежал. Ну что, прилет, не прилет. Я чувствую, что это был прилет. Вот у меня интуиция. Утверждать, что это был прилет, я не могу. Потому что свиста я не слышал. Что оно было, я не знаю. Знаю, что оно гэпнуло добротно. Много раненых, много погибших.
Там очень много было матрасов. Из нас хотели сделать духовку. То, что это спланировано было и это сделано со стороны Российской Федерации — это факт. Потому что наши бы так не сделали определенно.
Ну, собрать кучу людей, 200 человек, 193, если бы точнее, 193 человека загнать в маленькое помещение, накинуть туда как можно больше вещей, накидать туда стекловаты и шандарахнуть прямо туда. Типа тяжело же додуматься, кем это может быть спланировано.
Евгений Савватеев: Когда вас везли на обмен, вы же не знали, что вас везут на обмен?
Асан Исенаджиев: Я думал, меня в Сибирь везут. Я не знал, что меня везут на обмен. У меня первые надежды, первые мысли появились, когда нас в самолёт посадили. Я там начал читать молитвы в режиме нон-стоп. Когда самолёт сел, и нас уже аккуратненько посадили в автобусы, я ещё больше начал молиться. Потому что автобус — это не «КамАЗ», не «Урал» какой-то. Когда повязки уже сняли, и я помню, у меня Вайчик спросил у конвоира, можно ли сходить в туалет, и конвоир сказал: «Дома уже у себя сходите, не надо нам тут нашу землю обделывать».
И всё, и у меня уже начинаются слёзы. Потом они пару раз пошутили, потому что там по рации сказали, что первый, второй автобус надвигается, а третий, четвёртый, пятый стоят на месте. И он говорит, что третий, четвёртый, пятый, вы всё слышали, вы никуда не едите. Сейчас мы обратно вас на зону отправим. Там, естественно, мысли появились, ну всё. Ну, а что ему шутить? Какой ему прикол шутить?
Потом заходит СБУшник: «Вітаю, хлопці, хто буде сигарету?».
И всё, и вот так вот просто слёзы начинаются, ты там рыдаешь, ты там плачешь. Мы выходим с автобусом, садимся уже в наш автобус. Нам дали каждый по пакетику. Я помню, я целовал землю. Это такой огромный спектр эмоций был, вот просто радость.
Это просто вот… это, не знаю, как второй день рождения. Я желаю это испытать каждому нашему парню, который сейчас находится в Азове и который сейчас находится в плену, каждому нашему в плену. Я желаю каждому это испытать. Но я не желаю эти эмоции испытать любому другому человеку, потому что они, эти эмоции, они огромные, они шикарные, но цена их крайне велика.
Потом я 5 дней не спал, потому что мы просто не могли уснуть. И психологический голод начинается. Я вышел из плена 54 килограмма. Нас начали откармливать. Меня «Мусафир» (это не на правах рекламы) тогда начал кормить вместе с Меджлисом. Плюс нам еще волонтеры привозили еду, плюс наша патронатная служба, плюс персонал медицинского учреждения нас кормил. И я набрал 38 килограмм за 38 дней. Ну, почти 40, почти за полтора месяца. И вот я уже сел на диету, уже, в принципе, прихожу обратно в форму.
Евгений Савватеев: Мой собеседник признаётся, что пережить всё это помогал юмор.
Асан Исенаджиев: Ну, когда мы выбегали из камеры, это было вот как есть такое аниме «Наруто». И вот как бежит Наруто в мультике, вот так точно так же ты выбегаешь из камеры. И мы такие, когда выбегали, конечно, делали «Аба-та-и-на-о-та-и-та-и-те». Ну, как напевали просто мелодию из «Наруто».
Смеялись, когда нам давали баланду, если это можно назвать баландой.
У нас не было фразы, что вот там, допустим, это там перловка. Мы это называли «ля перловка». То есть: «Что у нас сегодня на ужин, месье?». «Сегодня у нас „ля перловка“, „ля манная каша“». Мы пытались находить какие-то моменты в…Вот когда нам давали просто капусту с водой, мы пытались понять, насколько она солёная, откуда эта соль. Типа: «Сударь, как вы думаете, откуда эта соль? Мне кажется, она из южных областей Израиля. А вам?». «А мне кажется, что она просто из Сахалина. А вам?». «А мне кажется, она просто из-под земли какой-то, в Таганроге». Со всего смеялись.
Евгений Савватеев: Вот этот наш разговор, может быть, посмотрят на Youtube россияне, или как-то его услышат. А вы им бы что-то говорили? И если бы говорили, то что?
Асан Исенаджиев: Ну, не знаю, в первую очередь, я бы сказал… Ну, война это война, естественно, но хотел бы обратиться по поводу пленных. Ваши пленные находятся у нас в лакшери условиях. И даже несмотря на нашу вражду и нашу войну, мы относимся к ним согласно Женевским конвенциям.
Просьба соблюдать это, чтобы быть хоть как-то в чём-то, испытывать человечность. Вот хотелось бы обратиться за это.
Я ничего не буду говорить, то есть, ни какие-то мотивационные речи, ни какие-то там оппозиционные вещи. Прочитайте просто историю, не с точки зрения, с которой вам преподносит ваше правительство.
Прочитайте историю, которая вот общепринятая история, которая по факту и есть. Посмотрите для начала, кому принадлежит ваш флаг. Что вы носите флаг Власова. Власов, генерал, который воевал против Советского Союза. Но вы носите его знамя. Может быть, для вас это станет открытием. Но читайте историю, смотрите на вещи не так, как вам преподносит ваше правительство, и подумайте 200 раз перед тем, как выполнять преступные приказы вашего командования. Потому что из-за ваших действий гибнет мирное население, которое вообще ни в чём не повинно.
Евгений Савватеев: Мы с вами говорим на русском языке. При этом в Украине, понятное дело, многие, понятно почему, но отказываются от русского языка, переходят на украинский язык. Что вы думаете о языковом вопросе?
Асан Исенаджиев: По-хорошему, у нас нет такого, ущемления по языковому принципу нет, по факту. Есть законопроект, который гласит о том, что все государственные услуги должны предоставляются на украинском языке. Язык есть наше достояние. Мы украинцы, язык есть наше достояние. Мы должны, как минимум, знать его все. Как минимум быть в способными перейти на него.
Если того потребует ситуация, в идеале его масштабизировать. Это не русофобия, но украинцы должны говорить на украинском языке. Крымские татары должны общаться на крымскотатарском языке.
Евгений Савватеев: Что для вас победа?
Асан Исенаджиев: Возвращение территорий. Победы уже как таковой не будет, как минимум, потому что победа — это когда ты возвращаешься домой и обнимаешь своих друзей. На данный момент мы можем вернуться домой. А много кого мы уже не обнимем, не пожмём руку.
Максимум, где мы их можем увидеть, в лучшем случае, это на кладбище, потому что много кто остался без вести пропавший.
Победа — это когда ты возвращаешься домой, заходишь домой, тихо ложишься себе в кроватку, и ты знаешь, что там не будет никакой воздушной тревоги. Тебя там никто не тронет, тебя никто не хочет убить. Ты обнимаешь свою жену, детей и ложишься спать дома. Где-то там, в Бахчисарае. Это победа. Победа, когда никто не хочет никого убить, и все находятся дома под своим флагом.
Это был десятый эпизод подкаста «Правда войны». В предыдущем выпуске мы говорили с россиянкой Анастасией Леоновой, которая добровольно стала инструкторкой украинских парамедиков и спасает жизни военных ВСУ на фронте. В следующем эпизоде будем говорить с ветераном войны на Донбассе, директором Антарктического центра Евгением Диким.
Чтобы не пропускать выпуски, подписывайтесь на новые эпизоды: Spotify, Google-подкасты, Apple-подкасты.
Над подкастом работали:
Cаунд-продюсер Алексей Нежиков
Сценарист Евгений Савватеев
Редакторка Мила Мороз
Монтаж на Youtube Ярослав Федоренко
Аниматор Владислав Бурбела
Продюсерка Катерина Мацюпа
Креативный продюсер Кирилл Лукеренко