Россиянка на стороне ВСУ: как экс-москвичка Анастасия Леонова спасает жизни украинцев на фронте
Как Анастасия Леонова переехала из Москвы в Мариуполь, добровольно стала инструкторкой украинских парамедиков. А теперь пытается получить гражданство Украины.
Ведущие1
Гости1
Анастасия Леонова. Фото Насти Горпинченко
— У нас был человек, который у нас прям на руках умер. Прям физически умер. И мы его спасли, вернули, мы его запустили заново.
— Как это?
— Так. Охрана, отмена (смеется — прим. ред.).
Евгений Савватеев: Моя собеседница Анастасия Леонова родилась в России. В 2015 году переехала из Москвы в Мариуполь, и стала инструкторкой для украинских парамедиков.
Анастасия Леонова: У нас был очень тяжелый мальчик. У нас был мальчик с травматической ампутацией. И плюс вторая травматическая ампутация на ноге. Вторая рука, вторая нога и рука тоже очень сильно посеченные. Три турникета.
Довозим живого, он разговаривает. Все хорошо, кладем на стол. И на столе он, сказав, как его зовут, подразделение, то есть он дал всю информацию заполнить, карточку раненого, просто умирает.
Евгений Савватеев: В 2022 году Анастасия Леонова записалась добровольно на фронт. В 2022-м ей исполнилось 40 лет. Это подкаст «Правда войны».
«Он не спросил меня: «Какого, собственно, ты меня спасла?»»
Анастасия Леонова: Сейчас я могу уже смеяться, шутить. Тем более как раз сегодня я должна была ехать на пикник, на шашлыки с этим мальчиком. Но вместо этого я здесь.
Страшная ситуация на самом деле, потому что у нас, во-первых, стабилизационный пункт переехал. Там было одно время доезда. Туда прилетела авиабомба, слава Богу, не взорвалась. Тем не менее они собрались и переехали дальше. И у нас стало совершенно другое время доезда, которое мы еще не знали, что мы можем за это время сделать.
И вот это были, наверное, самые страшные пять минут в моей жизни, потому что ну как, мы не молились, мы матерились очень сильно в этот момент. И да, помогали его откачивать, спасали. Ну, запустили, все хорошо. После этого он женился, после этого он уже бегает на протезе. Позвал на шашлыки.
Евгений Савватеев: Как он вспоминает то, что может вспоминать?
Анастасия Леонова: Он очень хорошо помнит момент ранения, что он не может в рацию что-то сказать, не может найти рацию. Но очень повезло, что быстро ребята среагировали, быстро его довезли. Мы его как раз в течение этого «золотого часа», в принципе, спасли. Потому что иначе там шансов бы не было. И он помнит уже, когда он очнулся в госпитале в Днепре и попросился на Киев.
Мы с ним общались, я его первый раз увидела после ранения буквально через две недели. Я как раз приехала с Донбасса в Киев. И вот это, наверное (после его спасения) второй по значимости для меня момент. Потому что ты идешь в госпиталь к чуваку, которого ты достала с этого света.
Он очень сильно изранен. И ты не знаешь, он тебе скажет спасибо или «какого х*я?!». Ну, серьезно, у мальчиков такое часто бывает: «Если меня ранят, дострели меня, пожалуйста, я не хочу жить калекой».
Ты не знаешь, что он тебе скажет. И это прямо вот… Мне было страшно, мне было прямо вот настолько меня трясло. Типа, сейчас я его увижу и — что?
Но он, кстати, не подкачал. Он сказал: «Так, знаешь, я вот в тот день первый раз надел маечку новенькую, а ты мне ее срезала». Я говорю: «Хорошо, котик, я куплю тебе новую маечку» (смеется — прим. ред.).
Да. Но все прошло хорошо, он не спросил меня: «Какого, собственно, ты меня спасла?». Он очень благодарен, и он очень классный пацан. Я прямо нереально счастлива, что у нас получилось. Ну и у него получилось, в первую очередь, потому что он ужасно хотел жить. Он ужасный оптимист, он прямо вот котик, зайка, я его обожаю.
Детство
Евгений Савватеев: Мне хочется узнать больше о мотивации Анастасии Леоновой, о ее прошлом в России, которое привело в Украину. Мы начинаем разговор о детстве. Оказывается, боевой характер у нее был замечен еще в школе.
Анастасия Леонова: Один из таких мелких хулиганов, который пытался захватить власть, что-то там кого-то строить, получил от меня. Я его не била физически, я придумала в тот момент, мне было 12 или 13 лет, довольно гениальную вещь. Нас посадили вместе, и я взяла гелевую ручку, которую я держала строго вертикально на его стуле. Он встал отвечать, когда я ее поставила, он плюхнулся со всей дури пятой точкой на эту ручку. Гелевая ручка имеет очень острый наконечник.
И таким образом все закончилось. У меня были, конечно, проблемы. Но впоследствии этот человек оказался правой рукой Цорионова.
Евгений Савватеев: Дмитрий Цорионов, более известный под прозвищем Энтео, автор провокационных акций, разгонов митингов.
Анастасия Леонова: Они травили людей за майки в поддержку Pussy Riot, били людей. Это было еще в 12-м году, это было не очень сильно популярно, но это была вот именно провластная (организация — ред.) за защиту «христианских ценностей» выступали и прочего всего бреда. Группа отбитышей. Он был правой рукой предводителя этой группы. Если б я знала еще в том возрасте, что из него вырастет такой подонок, можно было бы всадить эту ручку, наверное, и в какое-то другое место. Тем более, что от уголовной ответственности к тому моменту, я была освобождена в силу возраста.
Евгений Савватеев: А у него прям травма была?
Анастасия Леонова: Да, травма мягких тканей и одного из полужопий.
Оппозиционные взгляды
Евгений Савватеев: Анастасия придерживалась оппозиционных взглядов еще со своих первых выборов в России.
Анастасия Леонова: Ну, мне было 18, меня как-то интересовало немножко не это, и телевизор я уже в тот момент особо не смотрела. Я помню трагедию «Курска», очень хорошо, я помню вот это ощущение всеобщей несправедливости, ощущение какого-то… Ну, что этот человек, уже было тогда понятно, что у него задатки тирана.
И помню свои первые выборы, как раз вот в тот год, когда выбирали Путина, я как раз первый раз пошла голосовать. Причем у меня мама была в наблюдательном совете, независимым наблюдателем на этих выборах, на нашем же участке.
Но я не голосовала за Путина, я просто в тот момент уже работала официанткой в казино, и казино было в гостинице, которая принадлежала Умар Джабраилову. Ну, соответственно, я голосовала за Умара Джабраилова. Вот эти вот 0,0002% — это там один мой голос есть. Ну понятно, что на последующих выборах я никогда не голосовала ни за Путина, ни за Единую Россию. Причем я периодически, даже уже живя за границей, ходила в консульство РФ, и мы всегда там проводили опрос в этой очереди. Потому что обычно там собирались дикие очереди. И я знаю, что очень многие, живущие за границей в тот момент, по крайней мере, не поддерживали действующую власть, скажем так.
Читайте также: Записалась в военкомат вместе с сыном и собрала свой взвод: история Натальи Шевчук
Чеченские войны
Евгений Савватеев: Во время первой чеченской мама Анастасии Леоновой была волонтёркой. Вывозила беженцев из зоны боевых действий.
Анастасия Леонова: Я помню девочку, совершенно изможденную, совершенно худенькую, маленькую, мне по годам. И мы сначала ходили к ней в больницу, потом какое-то время она жила у нас дома. Мадина ее звали. И мне очень хотелось чем-то ей помочь. Но мама старалась меня там сильно в это все не втягивать. И я, на самом деле, старалась, как бы тоже… У меня было очень много чем заняться. То есть, во-первых, ребенок, во-вторых, все-таки, да, учеба, причем гуманитарная гимназия. Я учила латынь, я занималась кучей спортов и всего. То есть, я не могла в 12 лет в полной мере это все осознать.
Евгений Савватеев: Вторую чеченскую вы уже помните лучше?
Анастасия Леонова: Да, к сожалению, да.
Понятно, что на меня гораздо больше впечатлений производило, там, в том числе, когда дома начали взрываться. Это как раз момент прихода к власти Путина, это вот излом там 1999-2000-й. Как раз там все готовятся к миллениуму и вдруг начинаются вот эти совершенно неожиданные, а от этого еще более жуткие взрывы.
Тогда я пошла на курсы парамедиков-спасателей при МЧС. В какой-то момент там канадцы нас учили, американцы. Именно, чтобы понимать, что ты не беззащитен. Потому что для меня очень важно и очень, что дает мне жизненные силы, что дает мне вообще возможность выживать в таком кошмаре — это ощущение собственной не беззащитности, что ты можешь что-то сделать.
Точно так же вот в данный момент в Киеве я себя чувствую больше не в безопасности, чем когда я выезжаю куда-то вот именно работать непосредственно в зоне боевых действий. Потому что там я вооружена. Там я могу спасти чью-то жизнь, и я это делаю регулярно, ну это вот моя работа. Здесь ты становишься как жертвой обстоятельств.
Я очень не люблю быть жертвой, случайной жертвой и так далее. То есть мне нужно иметь контроль над ситуацией, и в том числе вот это была еще тогда неосознанная тоже такая попытка вернуть себе контроль. Когда вот все вокруг рушится, ты уезжаешь из дома и ты не знаешь, когда вернешься, и будет ли у тебя дом вообще дом существовать. Ну сейчас каждый украинец, наверное, это прекрасно понимает. Я это знала вот еще с тех времен. И вернуть себе контроль можно вот именно таким образом: что ты становишься кем-то, кто может в этой ситуации что-то сделать. Для меня это было прямо таким спасением. И, наверное, это изменило всю мою следующую жизнь.
Евгений Савватеев: Что вы тогда думали по поводу вот этих взрывов домов? Вам казалось, что это власть делала или это теракты?
Анастасия Леонова: Прямо в теракты я не верила, наверное, никогда. Плюс, кроме взрывов домов еще были, как мы все знаем, «Норд-Ост», был сумасшедший по своей чудовищности теракт в Беслане. И реакция власти, хотя это все старательно замалчивается, хотя это все старательно прячется, но невозможно спрятать особенно в прошествии стольких лет. То есть пропаганда там работает очень хорошо.
Но люди, у которых существует критическое мышление, есть потребность разобраться в ситуации, они в любом случае понимают, что там куча жертв можно было избежать, очень многих людей можно было спасти. Даже если власть впрямую этого не делала. Хотя у меня есть огромное сомнение по этому поводу, можно было допустить гораздо меньше жертв, чем…
Люди делятся на три типа: бей, замри, беги. Вот я из тех, кто бьет. И если я не умею еще пока в тот момент драться, я сделаю все, чтобы научиться.
Евгений Савватеев: У Анастасии Леоновой три образования, а также она была инструктором по дайвингу. И как-то жила целый год на Мальдивах.
Анастасия Леонова: Я училась, ну, я работала с 17 лет сразу же, потому что у мамы такой своеобразный подход к воспитанию ребёнка. Что, сильно умная, хочешь жить сама? На — живи сама. То есть я зарабатывала на жизнь с 17 лет уже полностью самостоятельно. Учиться я не прекращаю, наверное, никогда. Вот сейчас я выбираю новый курс. Во время карантина я прошла курс онлайн Ельского университета, и ты там можешь быть защитан как к социологии и психологии, вот сейчас я выбираю, какой бы ещё курс пройти, чтобы скомпоновать себе ещё один диплом Ельского университета.
Читайте также: «Мясные волны» вагнеровцев и экс-коллеги в Москве: интервью с Юрием Мацарским
Сомелье, аннексия, Крым
Евгений Савватеев: В Москве Анастасия Леонова работала шефом-сомелье в дорогом ресторане в центре города, но поплатилась за свою антиправительственную позицию.
Анастасия Леонова: Будучи шефом-сомелье, на мне все бумажки, заказы, и потом ты ещё полную смену на ногах бегаешь по залу. Ну, это достаточно тяжёлая работа. Меня уволили из-за моих политических взглядов, потому что я не могла промолчать сильно о том, что я думаю. У меня вообще, да, с этим проблемы, я редко… «Молчи за умную сойдешь»: вот я как-то стараюсь быть и умной, и не молчать при этом.
Евгений Савватеев: Ну, а как проявилось это? Это был какой год?
Анастасия Леонова: Это был 2014 год, начался весь кошмар. Да, и приходя с работы, я ещё умудрялась выделять пару часов в день на перевод как раз методичек НАТОвских для украинской армии. Потому что не существовало тогда ещё протокола оказания медиинскойй помощи именно там в ЗСУ. Я тратила своё время ещё… Потому что иначе, опять же, есть это ощущение, что ты ни на что не влияешь. Ощущение, что ты бесполезный, ощущение, что твоя страна в данный момент убивает ни в чём не повинных людей.
И помню, я там слушала, ещё тогда были какие-то там свободные радиостанции, я слушала, что происходит в Иловайске, что происходит в Донецком аэропорту, и какой ужас, и какие слёзы. И такое вот это вот ощущение внутреннего… просто даже не пустоты, а дыры. Как будто тебе кислотой в душу плеснули. Оно тебя просто сжирает изнутри, и оставаться, ничего не делать, оставаться безучастной к этому всему — я просто не могла.
И да, в соцсетях я писала открытым текстом: «Что мы творим», по-моему, «Как бы мы все свихнулись». Я ходила на митинги, я ходила в годовщину расстрела Майдана, я ходила к украинскому посольству, рискуя быть арестованной. Мы просто очень поздно пришли, поэтому меня не арестовали, у них автозаки закончились. Я была уволена с работы, именно с формулировкой… Они что-то просили, я сказала, что не могу, они: «Ну ладно, всё, пока».
Евгений Савватеев: И вот у вас такая работа, центр Москвы и — весна 2014 года, март, происходит аннексия, Россия аннексирует Крым, что дальше?
Анастасия Леонова: Я продолжаю работать, но при этом внутри меня вот эта дыра с кислотой, которая продолжает разъедаться. Делаю то, что могу, делаю в тот момент то, что возможно, ну и конечно стараюсь, напрямую я не лезла, чтоб меня арестовали. Но в любом случае там безумное количество угроз в мой адрес было, мне угрожали физической расправой, причём люди не просто с улицы, а знакомые знакомых.
А в годовщину аннексии Крыма, отжатия Крыма я ходила на митинг «Крым наш!». Но мы ходили, мы нашли в соцсетях, что вербуют массовку, предлагают за это деньги, мы записались. Я сняла на телефон полностью всё от момента входа туда, как вот формируют эти колонны, там списочки, всё, раздают там какие-то значки, бумажки, и до момента, как нам дают деньги. Деньги были потрачены на медицину в АТО, я их перевела в Украину.
Там флаги раздавали, там заранее были вот эти вот рукописные плакатики с грамматическими ошибками. Самый классный был, у меня где-то есть фотография. «Je suis Crimea», но «Crimea» написан, как «Сrime», «я преступник», «я криминалитет», да, а не «Crimea». «Проходите, берите, всё, вы встаёте здесь, вы от КПРФ, по толпе бюджетников». Мы с ними тоже общались, там: «Мы не могли не прийти, иначе нас уволят». Вот в этой вот именно тусовке, нанятой массовке, мы запустили слух, что, скорее всего, не заплатят, и было очень забавно смотреть на их реакцию. Там прям такая мини паника случилась у ребят. Тогда ещё я не знала, что это называется ИПСО, но мы это сделали.
Читайте и слушайте также: Херсоне нас встречали с цветами — командир батальона «Крым» Иса Акаев
Решение покинуть Россию
Евгений Савватеев: Помните день, когда вы приняли решение: «Я еду в Украину»?
Анастасия Леонова: Да, это день убийства Немцова, ночь точнее.
Поздно вечером, скроля ленту прям уже, я просто помню, ещё я была в кровати. Вот этот вот, как удар под дых, потому что это было настолько, настолько показушное, настолько… безжалостное убийство, вот прям вот в центре города, там, где куча камер.
Этот мост Немцова, он же там со всех сторон просматривается, это прям самый центр Москвы. И потом мы сразу же создали чатик с друзьями, которые как раз тоже все очень сильно против всего происходящего.
В этом чате я сидела там, по-моему, чуть ли не до утра. Обговаривали, как мы пойдем на митинг, потому что на 1 марта планировался митинг, который пытались куда-то передвинуть в какое-то дикое зажопье. Но в итоге, да, вот мы вышли на большой митинг. Траур. Это было траурное шествие. Но вот в той толпе я понимала прекрасно, что да, это прекрасные люди, да, у них там осталась какая-то вот… То есть они не сошли с ума, как большинство.
Я понимала, насколько их мало, насколько они в основном все немощные. То, что там на какую-то революцию, на какое-то силовое воздействие их ни в коем случае нельзя будет сподвигнуть. И что их просто всех переловят, передавят, пересажают по одиночке. И ни черта хорошего не выйдет.
Это чувство, собственно, беспомощности. Я решила, что мне сложно с этим жить, и пора с Москвой завязывать. Ну опять же, я получала такое количество угроз в свой адрес: друзья, друзей, знакомые знакомых. На пост с цветами (там были ирисы и желтые тюльпаны, которые я отнесла к украинскому посольству) ко мне прибежала там кучка людей, которые угрожали, в том числе убийством. Просто за цветы. Тогда мне это казалось немножко излишним. Но сейчас сажают за косички, за ленточки…
Жизнь в Мариуполе
Евгений Савватеев: И вот когда вы переехали в Украину, и как это было вообще?
Анастасия Леонова: 7 апреля 2015 года. Я с одним чемоданом прилетела в Киев, Борисполь, еще летали самолеты совершенно спокойно.
Евгений Савватеев: Что вы взяли с собой?
Анастасия Леонова: Просто набор шмоток на весну, кроссовки, ноутбук, фотоаппарат. Сначала я попала сразу же из аэропорта, я приехала на вокзал, поехала поездом в Киев. Только не в Мариуполь — тогда туда не ходили поезда, а села в Киев-Бердянск. Я оказалась в Мариуполе, там подрабатывала фиксером, показывала иностранным журналистам, что там, как там. Ну и сама потихонечку тоже собирала какие-то сведения. Мне интересно было пообщаться с местными. Мне интересно было. Прямо вот самое-самое смешное для нас, но на самом деле это достаточно такой ужасный момент. Когда разговариваю с местным каким-то дядечкой, злоупотребляющим алкоголем явно, когда он мне в микрорайоне Восточном показывает (там реально очень много домов было побито градами в тот момент) что «вот это вот украинские стреляли». Я говорю: «Ну подождите, это же вот, это Восток, вот там вот, это прям последний дом, крайний». Говорю, что не та сторона. Он показывает такое движение рукой: «Они вот так вот летают, „Грады“».
Евгений Савватеев: Петлю делают?
Анастасия Леонова: Да, да, ну вот просто облетают, и врезаются как раз, чтобы подставить невинных россиян, значит, что вот это они стреляли. Ну как бы я в принципе все поняла в тот момент. И после Мариуполя уже был Харьков, уже была база «Правого сектора», уже я стала именно инструктором тактической медицины с дипломом.
Евгений Савватеев: Как у вас вообще эта идея возникла, ну вот поехать в Мариуполь?
Анастасия Леонова: Друзья позвали.
У меня очень много друзей в Украине. То есть я знакомилась даже там, живя за границей, часто с украинцами, кто сам живет за границей. Но тут тоже часть семьи, родственники, родители, то есть у меня очень большой круг знакомых был в Украине.
Евгений Савватеев: Ну, вот приезжает гражданка России, как вас приняли?
Анастасия Леонова: Нормально, абсолютно нормально. Я, по-моему, ни разу не сталкивалась с таким вот открытым… как это, русофобией в свой адрес. Потому что, ну как-то смотрят, наверное, больше на дела, а не на происхождение. Ну, опять же, я не хожу в футболке с двуглавым орлом, у меня не стоит клеймо где-то, у меня нет татуировки с портретом ху*ла ни на какой части тела, нормально абсолютно.
Инструкторка
Евгений Савватеев: В 2015-м году Анастасия Леонова была инструктором парамедицины. Будучи инструктором, что вы поняли о том, насколько те подразделения, с которыми вы работали, вообще знают о медицине?
Анастасия Леонова: Ничего не знают. Собственно, в этом и заключалась моя работа — познакомить их с тем, что им надо делать, если вдруг что-то прилетает. Мы тренировали, ну, вот практически все лето, и сентябрь, и кусочек октября.
Я занималась тем, что я тренировала. Тогда было очень много со всех подразделений, это были пограничники, налоговики какие-то, все ездили в командировку в зону АТО. Получать, в том числе, удостоверение участника АТО. Ну, была такая ротация, их туда всех гоняли.
И очень многие были мужики, полковники, все с пузиками, они ничего тяжелее стакана с вискарем в руке никогда не держали. И надо было их прям вот взять и научить всему-всему, раздать им классные аптечки, научить их пользоваться турникетами, научить их вытаскивать такого же пузатого мужика с поля боя. Ну, как-то справлялись.
И это было постоянно: то есть, вот я одних отучила — следующие. Одних отучила — следующие. Мы потом посчитали: где-то около трех тысяч человек я обучила вот за тот период.
Вторжение
Евгений Савватеев: Начало широкомасштабного российского вторжения Анастасия Леонова встретила в Киеве.
Анастасия Леонова: Я стерилизовала кота прям в ночь с 23 на 24. Я его забрала из клиники. Он очень плохо выходил из наркоза. И поспать практически не удалось, потому что блюющий кот очень быстро подрывает тебя с постели. Любой котовладелец это знает.
И где-то там до 2:00 я слушала какие-то стримы ВВС. Потому что уже такая нервная обстановочка была. И все думающие люди прекрасно понимали, что обстановочка нервная.
В 2:00 я выключила стрим, легла спать. И потом буквально через полтора часа опять коту плохо. Я встаю, меняю пеленку. И на автомате клацаю стрим какой-то. И тут там breaking news, появляется лицо человека, которого ненавидят все. И он тупо заявляет, значит, что: «Мы решили»… И одновременно с этим первые бомбы взрываются над Киевом. И ты такая с блюющим котом на руках: ну все, привет, приплыли.
Я понимала, что всех не убьют сразу. Что там типа там маленькая вероятность, что прямо в мой дом прилетит. Но на какую-то секунду… Это прям реально там мгновение. Но ты ощущаешь вот этот животный страх. Когда у тебя холодеют руки-ноги.
И когда у тебя вот что-то в районе диафрагмы просто начинает трястись. И это вот реально животный страх. Но он очень быстро проходит. И ты понимаешь, что так, окей. Давайте посчитаем ресурсы, что у нас есть. Водой запастись, окна заклеить. Думать вообще, что делать, куда, чего. Ну все. Я эту ночь очень хорошо помню.
Читайте также: Из Московского патриархата — в снайперы ВСУ: история Юрия Черноморца
Правда войны
Под мины
Анастасия Леонова: У меня есть еще одна такая врожденная странная особенность. Я когда сконцентрирована на работе, я практически ничего не замечаю вокруг себя. То есть у меня такое немножко туннельное зрение. И вот когда у тебя там кто-то там истекает кровью, раненый, умирает, даже кот блюет. Ты как бы на этом концентрируешься и не очень понимаешь, что там какие-то погодные явления, звездопад или мина пролетела. Ты на это внимание не обращаешь.
И вот когда мы выехали в первый раз, у меня первый раненый был. Это было 25 марта 22 года. Там был минометный обстрел. Ну что-то летает, господи. Окей. Я не очень поняла. И где-то через сутки меня там один из наших сослуживцев спрашивает. Ну что ты там? Ты ж там прямо под мины залезла.
Я такая, ну серьезно? Это что там мины были? То есть, я не знаю. Может быть и были какие-то там сильно опасные моменты, но, возможно, я их просто неотдуплила, скажем так.
Быт парамедика
Евгений Савватеев: Я слышал от парамедиков, что, огромное количество смертей из-за потери крови, вот именно в первые минуты.
Анастасия Леонова: Да.
Евгений Савватеев: Расскажите об этой проблеме, насколько она остается.
Анастасия Леонова: Не, ну в первые минуты, если у тебя там повреждение какого-то магистрального сосуда большого, то ты вытекаешь просто. Если ты, либо ты, либо тебе не наложили вовремя турникет, ну все, ты вытек. Представим, там полутора литровую бутылку воды, вот так вот ее скрутили, перевернули, вот это время, что она вытекла, вот это время у тебя есть, если тебе отстрелили там какую-то большую артерию, — все. То есть за это время надо раз и краник завинтить, если не завинтил, — до свидания. А потом, да, есть «золотой час», так называемый, то есть квалифицированная медпомощь должна быть именно вот в течение этого часа.
Евгений Савватеев: Ваш день, вот, парамедика в зоне боевых действий, вот, там, самый тяжелый день, например, сколько человек?
Анастасия Леонова: Самый тяжелый у меня было пять суток подряд, не мывшись, не спавши, не жравши. Подойдет? И часы у меня только вот показывают: 24, 24, 24.
Евгений Савватеев: Пять дней не спав?
Анастасия Леонова: Ну, какими-то урывками по 40 минут, может быть, полтора часа это максимум, что за эти пять дней спала.
Евгений Савватеев: Что вы вспоминаете из этих пяти дней?
Анастасия Леонова: Что никто не умер. На самом деле, да, я горжусь тем, что у меня на руках еще никто не умер. Какой бы он тяжелый ни был, я довозила его живым.
Потери близких на войне
Евгений Савватеев: А вы на этой войне теряли друзей?
Анастасия Леонова: Конечно, конечно. Все, по-моему, теряют друзей, знакомых, необязательно военных. Ну, вообще, я выросшая на этой огромной и болотистой территории, там люди настолько близко не связаны. В Украине очень близко все связаны. То есть, если у тебя кто-то в Брянске фигакнул, да, и х*р с ним, там никого нет. А тут настолько переплетено просто общество, что у тебя друзья, родственники, друзья друзей. Каждый раз там любой взрыв, ты понимаешь, что там может оказаться кто-то из тех, кого ты знаешь, близкий кого-то, кого ты знаешь.
После этой огромной атаки в Одессе разрушен ресторан, в котором работает моя подруга. Ну, работала уже. Ну, мне прилетело в Киеве в поликлинику, буквально в моем дворе находится, там, где убита мама с дочкой.
Как будто каждый день это происходит. Ну, и, конечно, да, у нас были потери в батальоне, мои сослуживцы, с кем мы близко общались. Это очень страшно, когда ты закрываешь мешок на человеке, с которым ты обнималась совсем недавно.
Евгений Савватеев: Как вы справляетесь?
Анастасия Леонова: Не знаю, как-то справляюсь. Ты же знаешь, что если я не справлюсь, то — минус какое-то количество спасенных жизней в дальнейшем. Я работаю ради того, чтобы они жили. Чтобы мы победили, чтобы мы быстрее это сделали. Ну, у меня нет опции «не справиться». Не все созданы для войны, да, это мы все знаем.
Когда ты вот именно в работе, и ты видишь у кого-то, там, начинающуюся истерику, там, панику, что угодно, ты просто этого человека стараешься куда-то вот убрать, чтобы он не мешал работать. Самое главное — ты должен работать, всё. Тут однозадачность должна быть полная, ты не имеешь на это права.
Если ты подвержен этому, ну, как бы лучше найти какое-то занятие другое.
Евгений Савватеев: Вас бесит, когда рядом паника? Отвлекает?
Анастасия Леонова: Паника — это самое худшее, что может случиться, паника убивает. Прямо напрямую, как человек, который занимался дайвингом, я могу сказать, что самое страшное под водой, что с тобой может случиться — это паника. Она тебя убьет, вот 100%. Там не каждая акула тебя убьет, не каждый ядовитый этот осьминог, а вот паника тебя убьет 100%.
Ну, и на войне, наверное, точно так же. Опять же, это очень много ресурсов у тебя отнимает, как у человека, который работает, чтобы успокоить панику ещё.
Слушайте также: Бесит, когда контрнаступление обсуждают в тылу, как сериал — Павел Казарин
Слова россиянам и русский язык
Евгений Савватеев: Если нас, этот разговор услышат какие-нибудь россияне, то вы бы что-то им сказали или вам особо и нечего?
Анастасия Леонова: Зависит от адекватности россиян, наверное. С неадекватными я уже давно не разговариваю. Я просто понимаю, что у меня ресурсов не хватит их как-то переубеждать. Давайте крестик нарисуем, вот этот вот могильный крестик.
А адекватные россияне, ну, если вы ищете возможность уехать, обращайтесь. Обращайтесь, могу подсказать, как это сделать более-менее безопасно. Если вы ищете возможность воевать за Украину, обращайтесь, могу подсказать.
Евгений Савватеев: Анастасия Леонова учит украинский язык и некоторые интервью даёт по-украински. Спрашиваю её о языковом вопросе.
Анастасия Леонова: Ну, для меня он вообще никак не стоит. Потому что в моем подразделении, вот где я служу, в ВСУшном подразделении, где-то 90% русскоязычных.
У меня бывают ситуации, да, потому что я стараюсь по рации всегда говорить на украинском. А, да, я веду соцсети на украинском. Ну, вот была ситуация, у меня был водитель на последнем выезде англоязычный, то есть я про себя думаю на русском, говорю по рации на украинском. Подспудно перевожу на английский, общаюсь с водителем по-английски. И в какой-то момент, да, меня немножко замыкало, потому что, ну, плюс стресс, плюс усталость.
Но в целом, как бы, ну, вообще никакой проблемы не существует. То есть у нас есть мальчики из Харькова, которые прям настолько не знают украинского, что у меня, у россиянки спрашивают, а листопад — это какой месяц вообще?
Молоденькие мальчики, которые родились уже во время независимости Украины. Меня это немножко дикость, конечно. Но я считаю, что каждый вправе говорить на том языке, который ему нравится.
И никакой проблемы. Вы можете мне не поверить, но 90% военной части ВСУ — русскоязычные.
Евгений Савватеев: Вам сколько раз приходилось говорить «паляница»?
Анастасия Леонова: Да, нисколько, по-моему. Я, по-моему не очень выговаривала.
Но зато я ужасно «шокаю». И вот да, если меня кто-то сейчас из россиян слышит, они прекрасно понимают. Они меня бы сразу выкупили, как украинку.
Борьба за украинское гражданство
Евгений Савватеев: Анастасия Леонова несколько лет пытается получить украинское гражданство, пока безуспешно.
Анастасия Леонова: Честно, меня немножко уже задолбало бороться сразу на двух фронтах: то есть на настоящем фронте и еще на бюрократическом. Конечно, хотелось бы, чтобы это все легче происходило.
Но в данный момент я даже уже не борюсь прям за гражданство, я больше всего хочу получить военный билет, наконец.
Очень хочу подписать контракт официальный, потому что, да, воевать за свой счет я чуть-чуть устала, ресурсы не бесконечны.
Женщина в армии
Евгений Савватеев: Приходилось ли вам еще на одном фронте воевать и доказывать, что женщина может быть в армии?
Анастасия Леонова: Мне как-то везло, я была в подразделениях, в частях, в которых нет такого прямо женоненавистничества, предвзятости, шовинизма, не знаю, не. Ни то, что русская, ни то, что женщина, у меня с этим нет проблем.
Евгений Савватеев: Не было такого, что, ну вот, теперь есть кто будет готовить?
Анастасия Леонова: Наоборот. Больше года назад, прошлой весной, была одна из позиций, где со мной было 8 мужчин, 8 моих сослуживцев.
У меня был отдельный этаж, там была моя спальня, значит, никто туда не мог заходить. С шикарным видом. Я ходила в караул, да, как все, но мне доставались самые клевые смены. У меня была смена либо с 4 до 6 утра, когда самый рассвет, когда безумно красиво, либо с 6 до 8, когда тоже красиво, еще не жарко и все прям шикарно.
Вот, я вот отсижу свои, значит, 2 часа в карауле и там с кофейком, с прекраснейшим видом, в кресле-качалке, кстати. Ну да, но это караул, то есть ты там с автоматом, и при этом всегда готовая к какому-то вторжению.
А потом ты весь день просто… у тебя есть там свои обязанности, как медика, но ты там, например, поел, и у тебя просто забирают тарелку с ложкой и говорят: «Все, женщина, выйди отсюда». Вот такого не было, что кто будет готовить, я с таким не сталкивалась.
Я знаю, что бывают у женщин проблемы в каких-то частях, но все зависит опять же от командира, все зависит от конкретных каких-то людей. Но так, чтобы прям вот каждая женщина, попадая в армию, сталкивалась с тем, что типа «у нас тут бабам не место», я такого лично не видела. Может они просто немножко побаиваются, потому что гелевую ручку раздобыть не так уж сложно, а я еще и с оружием хожу.
Я прекрасно понимаю, что такое выгорание, я прекрасно понимаю, как те, кто там вообще без ротации вот с самого начала, а то и дольше, чем сначала. Но я хочу пожелать нам стойкости, сил, веры в себя в первую очередь, наверное.
Я очень хочу… очень хочу, чтобы вот те, кто сейчас воюют, искали какой-то дополнительный ресурс для… Потому что война продлится долго, мы все успеем задолбаться, и нам надо выстоять, нам надо эту битву выиграть, потому что другого варианта у нас нет.
У меня был какой-то тут сон прям такой, постапокалипсис, который вот… да, что бы было, если бы рашка победила… И поверьте, пусть это останется только в моем кошмарном сне, но мы никогда-никогда этого не увидим.
Читайте также: Правозащитник с оружием в руках: история Константина Реуцкого
Победа
Евгений Савватеев: Освобожденные территории, да, то, что там происходило во время оккупации. Что вы видели? Что вам рассказывали?
Анастасия Леонова: Я не думаю, что это тема для эфира. Я видела последствия этого всего, да, очень много чего рассказывали. Ну, это как, не знаю, Facebook, YouTube банят за такие картинки, а у меня они, к сожалению, в памяти, наверное, навсегда останутся, я не смогу их от них уже избавиться.
Евгений Савватеев: Что для вас победа?
Анастасия Леонова: Для меня, наверное, когда Россия распадется на кучу каких-то маленьких недо-Рашек, на кучу каких-то там народных республик, и будет грызться между собой, полностью отстанет от Украины.
Ну, возврат к границам 1991 года, как минимум, выплата репараций. Ну, хотя это все равно в любом случае не вернет людей, которых мы теряем каждый день. Это не вернет нам, нас, в то вот беззаботное время, которое до войны было.
Но мне очень хочется, да, сатисфакции. И даже больше, я скажу, даже когда вот будет объявлена победа, я очень хочу стать частью МОССАДа, который будет заниматься поиском, отловом, уничтожением тех преступников, которые это все запустили и поддерживали.
Евгений Савватеев: Вам приходилось оказывать помощь врагу?
Анастасия Леонова: Долгое время я говорила, что без прямого наказа командира я не буду оказывать помощь, но это была скорее такая, наверное… В какой-то момент сыграл какой-то юношеский максимализм, который у меня еще не до конца истреблен. На самом деле, ну, надо помнить такую вещь очень простую, что любой пленный — это обменный фонд. Это обменный фонд для украинцев, которые там находятся, и находятся чаще всего в нечеловеческих условиях.
То, что мы там, они у нас конвертики клеят, с Золкиным общаются и там привет передают — это на самом деле реально санаторий. Там, где находятся украинцы в каких-то ужасных условиях, и каждое вот это, как бы не хотелось его пристрелить, как бы не хотелось его там забить сапогами что угодно. Но ты должен понимать, что на другой чаше весов — человеческая жизнь. Человека, которого надо вытащить из этого ада. И поэтому тут холодный расчет. Ну, как бы будет истекать кровью и будет нужна какая-то вот именно неотложная помощь. Ну, придется, да, придется отдать на это и ресурсы, и время, и да, я это сделаю.
Просто там какие-то царапки, бл*дь, нет, конечно. Никакого сочувствия, никакого этого у меня к ним нет и быть не может, потому что, опять же, я слишком много уже видела, слишком много знаю. Но если это какой-то там угрожающий в жизни момент, и можно его спасти, и можно его потом обменять на нашего, ну, да, придется сохранить ему жизнь.
За что воюет Анастасия Леонова
Евгений Савватеев: Если бы у вас маленький ребенок спросил, за что вы воюете, вы бы ему как это объяснили?
Анастасия Леонова: Вот, наверное, за то, чтобы этот маленький ребенок никогда не увидел тех ужасов, которые приходится видеть нам. За то, чтобы не было этого «русского мира». Ужаснейшего.
Я поседела, когда мы ездили на деоккупированные территории. В какой-то момент я поняла, что у меня начали расти седые волосы. До этого их не было. Весь тот ужас, который я там видела. И вот как раз маленький ребенок, была девочка, не знаю, года 4, наверное. Мы раздавали там «гуманитарку», я отвечала за медицину, но тоже там что-то помогала, с продуктами, со всем… Эта маленькая девочка, холодно ужасно, прямо на дороге в селе, с которой только-только ушли войска, так называемых «освободителей», она прижимала к себе пакет с замороженной курицей.
- Я воюю не потому, что я их ненавижу. А потому, что я очень люблю эту девочку и хочу, чтобы она этого никогда больше не видела.
Евгений Савватеев: Это была правда войны Анастасии Леоновой, меня зовут Евгений Савватеев. В следующем эпизоде будем говорить с Асаном Исенаджиевым, бывшим парамедиком полка «Азов», который был на «Азовстали», а позже — в российском плену.
Читайте также: Я назвала наш экипаж «Харон», мы возили раненых через реку — Катерина Приймак
Это девятый эпизод подкаста «Правда войны». Предыдущий выпуск — разговор с сержанткой центра мониторинга командования Сухопутных войск Украины Маргаритой Ривчаченко. Она выросла в Харькове на семейных историях об УПА и Голодоморе, и добровольно пошла в армию в первый день полномасштабной войны.
Чтобы не пропускать выпуски, подписывайтесь на новые эпизоды: Spotify, Google-подкасты, Apple-подкасты.
Над подкастом работали:
Cаунд-продюсер Алексей Нежиков
Сценарист Евгений Савватеев
Редакторка Мила Мороз
Монтаж на Youtube Ярослав Федоренко
Фотографка Настя Горпинченко
Аниматор Владислав Бурбела
Продюсерка Катерина Мацюпа
Креативный продюсер Кирилл Лукеренко
При поддержке
Фонд поддержки креативного контента
Этот подкаст создан при содействии Фонда поддержки креативного контента
