Фото Ярославы Жуковской
«Там были места, где очень серьезные бои шли, есть села, от которых практически ничего не осталось, их практически сравняли с землей. И вот мы едем через это, я говорю: «О, пацаны, помните, вот там мы ехали». «Я помню, вот здесь мы арбузы брали, а помнишь, вот там в 15-м, в 16-м году, мы с Новоалексеевки ехали, вот сюда заехали, здесь турки торговали, мы у них купили перца, помидоров, огурцов, полную машину набрали». И едешь, а оно все разваленное, сгоревшее, разбитое. С одной стороны, конечно, все это вспоминать приятно, с другой стороны, понимаешь, сколько еще сил надо будет, чтобы это все восстановить. Ну, восстановить — это одно… Просто жизни человеческие, которые ушли, их уже не вернешь», — вспоминает Иса Акаев.
Иса Акаев — не настоящее имя. Это nom de guerre, позывной, или псевдоним. Иса — на самом деле имя его сына, которого теперь, на войне, он видит совсем нечасто. С фамилией все совсем неожиданно: Акаевым он стал в честь автомата АК-47.
Это второй эпизод нового подкаста «Правда войны» — проекта, в котором я, Евгений Савватеев, говорю с украинскими солдатами. О том, за что и за кого они воюют, кого любят и кого ненавидят, кому верят и во что, какой видят победу Украины над Россией, и что хотели бы сказать россиянам.
11 ноября 2022 года в город Херсон после восьми с небольшим месяцев оккупации вошли украинские войска. Среди них был и батальйон Крым, и его командир Иса Акаев.
Евгений Савватеев: Вы заходите в город. Что вы видите?
Иса Акаев: Толпы, которые нас встречают. Для меня это вообще. Я ребятам говорю, что такое ощущение, как будто мы в кино про Вторую мировую войну снимаемся. Когда люди выходят с флагами и встречают с цветами. Все тебя обнимают, все готовы последним с тобой поделиться. У нас что-то с машиной было, не помню. Мы остановились под каким-то домом. Ребята разговаривают. Я пошел на площадь, вернулся и спрашиваю, не осталось ли в машине никаких сладостей. Потому что я детям все раздал и у меня ничего уже не осталось. Мне говорят, чтоб посмотрел, вроде «Snickers» какие-то в машине лежат. Я там начал ковыряться, разговариваем. А рядом — многоэтажный дом. На первом этаже женщина стоит, в окошко смотрит и просто слушает нас. Я там что-то нашел и ушел обратно на площадь. А хозяйка квартиры снизу спустилась к ребятам. Принесла им пампушки с чесноком. Говорит: «Услышала, о чем вы говорите и сравнила с тем, о чем говорят кацапы. Наши думают, чем с детьми поделиться, а кацапы думают, что б у нас отнять. Вот и вся разница».
Было такое чувство, что ты нужен. Что все, что мы делаем, — это не зря. То, что ребята погибли, — это не зря. Это наши люди, все, что мы делаем уже приносит плоды какие-то. Эмоционально это был очень такой зашкаливающий момент.
Евгений Савватеев: Пропаганда России говорит о том, что это — «жесты доброй воли», что якобы «никаких особых боев не было».
Иса Акаев: Бои были. В Херсоне, например, в городе, наверное, немного. До этого мы уже целый год практически воевали, не просто воевали, а довольно-таки жесткие бои были. Если посмотреть, допустим, то, что под Киевом происходило, там, в Харькове что происходило, в Запорожской области во многих местах что происходило… Бои были, серьезные бои были. И с нашей стороны были потери, и с их.
Они просто отлично понимали, что они его (Херсон — прим. ред.) не могут удержать. То, что они поняли, что они это не могут удержать, у них сил нет. И чтобы сохранить лицо, они сказали, что это «жест доброй воли», «вот мы просто его оставили». Я понимаю, если бы они собрали всю свою эту свору, ушли с Украины. Сказали: «Вот извините, вот жест доброй воли, мы освободили, сколько мы вам должны на восстановление денег, всего прочего? Давайте мы вам это дадим, давайте мы компенсации семьям погибших дадим, давайте мы вам поможем все это восстановить» — вот это да, вот это жест доброй воли…
До войны его зовут Нариман Билялов. Он крымский татарин, занимается строительством в Крыму. Война для него начинается в 2014 году — сразу после оккупации Россией полуострова. Нариман Билялов решает сменить свое имя и род занятий. До того момента, пока его родина будет свободной.
Иса Акаев: Все, кто был там, — люди, наши воины, горожане, — настолько отношения были, что там мы все — как родственники. Я когда это увидел, я представил как это будет в Крыму. Здесь нас около года не было. Представляю, как у нас будет там, в Крыму. 8 лет они уже терпят это. Представляю, как нас там будут встречать. Даже страшно подумать, как мы будем домой возвращаться. Близкие, с кем поддерживаю связь (я стараюсь меньше выходить на связь, чтобы лишний раз к ним не привлекать внимание) спрашивают: «Вы скоро вернетесь, мы ведь уже так соскучились, поскорее бы». Когда в Новофедоровке по мосту удары были, сколько радости было. У меня товарищ один говорит: «У нас Рамадан когда заканчивается, люди дома готовят еду и ходят, друг друга угощают. Вот так друг к другу ходили на кофе, радовались, что скоро наши придут».
Крым у его семьи отбирают уже дважды. Первый раз был в 1944 — когда по приказу Сталина всех его родственников, включая бабушку, родителей, которые на тот момент были дошкольного возраста, депортировали. По данным национального движения Крымских татар в товарных вагонах насильно вывезли около полумиллиона человек. Из них выжили далеко не все.
Так детство и юность будущего Исы Акаева проходят в далекой от Крыма Узбекской ССР.
Евгений Савватеев: Когда впервые вы услышали что-то в вашу сторону неприятное о крымских татарах?
Иса Акаев: Когда я приехал в Крым. Это был 79-й год, мне было 14 лет. Я попал в международный всесоюзный лагерь «Юный ленинец» в Евпатории. Я туда попал с детьми со всего Советского Союза. Там было 4-5 лагерей. Там нас было несколько тысяч детей. Вот и тогда проводился конкурс. Я сейчас точно не могу сказать, как назывался, просто не помню уже этого всего. Было такое мероприятие: мы должны были сидеть, и должны были одеть национальные костюмы и что-то такое сделать, как представители народов Советского Союза. Каждый разбирал, кто кем будет. Кто-то со стран Балтии, кто-то с Белоруси, кто-то с Украины, кто-то с РСФСР, с Башкирии, с Татарстана, с Узбекистана, со всех уголков. И каждый там свое что-то готовил. А я крымский татарин был один. Воспитательница нашего отряда спросила, кого я буду представлять? Я сказал, что крымских татар. Она удивилась, на меня посмотрела, говорит: «Каких татар?». Я говорю: «Крымских». Она говорит, что крымских татар не бывает, есть татары, которые живут в Татарстане. Татар, говорит, никогда не было в Крыму. Крым был греческий, потом его оккупировали турки, говорит, а потом Российская империя в свое время отбила его у турков. «Никаких татар здесь никогда не было».
Евгений Савватеев: Что вы подумали в этот момент?
Иса Акаев: Честно сказать, для меня это было просто как ушат холодной воды. Я просто не нашел, что сказать. У меня такое состояние было. Во-первых, я ребенок, 14 лет. Не знаешь, как поступить, вроде взрослая женщина. Потом вторая женщина стоит рядом с ней, они между собой начали говорить, я вышел. Для меня было очень такое состояние, очень тяжело сейчас передать эмоционально.
Уже когда вышел за дверь, я услышал, как они между собой разговаривали: «Здесь были татары крымские?». Она говорит: «Да, не обращай внимания. Просто их депортировали, они были предателями». Такой разговор. И у меня тогда первый раз возник вопрос, кто мы такие, почему мы предатели и что случилось.
Я когда вернулся из лагеря, спросил у своих родителей. Родители были очень маленькие, когда их депортировали. Отцу года 4 было, матери где-то года 2. Поэтому я поинтересовался у старших братьев матери и отца. Некоторые из них вообще не хотели на эту тему разговаривать. Некоторые из них сказали не обращать внимания. Потом я пришел к бабушке, и бабушка мне потом это все со своей точки зрения рассказала. Она всегда очень негативно относилась ко всему коммунистическому. И вот когда ко мне приходили мои одноклассники, друзья, все эти русские ребята были, то она их в дом не пускала никогда. Всегда оставляла за порогом. Мне всегда говорила, чтоб не водил их в дом.
Евгений Савватеев: А остатки вот этого отношения к крымским татарам, которое взращивал СССР, что-то из этого перекочевало, например, в учебники, истории, вы это сейчас видите?
Иса Акаев: На сегодняшний день в Украине очень сильно изменилось, особенно среди молодежи. Мне это очень нравится. Ситуация такая была. После того, как мы отбили Киев, я попал на лечение и ко мне приходили молодые ребята (украинцы и крымские татары). И мы общались, сидели, они интервью какое-то хотели, любительскую такую запись сделать. И вопросы разные задавали. Я просто сейчас дословно все не помню. Но там такой момент возник, когда я им сказал, что я не украинец, я крымский татарин. И тогда вот там девчата и ребята говорят: «Нет, нет, нет, вы украинец, вы наш». И очень было приятно, очень было хорошо. «Вы наш, вы украинец».
Слушайте также: «Пора жестить»: как роспропаганда оправдывает войну в Украине
До войны в Украине у Исы Акаева (тогда еще Наримана Билялова) не было военного опыта. И хотя он служил в советской армии — попал в строительный батальон.
Иса Акаев: Там особо ничему не учили. Приходилось заниматься всякой работой. Но меня спасло то, что я после окончания первого курса института попал, потому что умел пользоваться некоторыми приборами, например, нивелир, теодолит. Я попал в группу мастеров. Я в основном, занимался разбивкой и всем прочим. Потом, помимо всего этого, так уже в охотку, как говорится, овладел специальностью каменщика-отделочника. Мне очень нравилась эта работа: класть дикий камень, кирпич под расшивку, который ложится на облицовочный кирпич. Мне это нравилось. Я эту профессию освоил в армии.
В основном, чем-то таким замечательным вооружённые силы Советского Союза особо не отличались. В стройбат в основном брали людей не особо надёжных, неблагонадёжных, разного рода людей, у которых, какие-то физические недостатки есть. Там были люди, которые сидели в тюрьме, ещё разного рода плана люди были. И поэтому отношения складывались по-разному. Приходилось жить как на улице, всегда доказывать всем, что на тебе проехаться нельзя. Часто приходилось драться. В общем, нормально всё было.
Евгений Савватеев: А на какой почве возникали эти трения?
Иса Акаев: По-разному бывали. Бывали на национальной почве, бывали на том, что одни — старослужащие, другие — только пришли. Часто бывало, что, допустим, вот у меня в команде… Я очень хорошо знал узбекский язык. Вырос в селе, когда жил, в Узбекистане, ещё малышом был. Я пришёл в школу, не знал русского языка практически вообще. И я довольно-таки хорошо знал узбекский язык. А потом уже в русскую школу пошёл и учился уже на русском языке. И меня сразу, когда я приехал, благодаря тому, что я знаю узбекский и русский язык, меня назначили командиром отделения узбеков. Ребят, которые вообще не знали русский язык. И я немножко в этом направлении работал. И даже тогда часто слышал там, что вот «чурки чёрные» там всякая вот эта ерунда. Не все знали, что я хорошо знаю русский язык. Благодаря этому иногда приходилось такие неприятные вещи слышать. А на почве этого часто возникали стычки такие. В основном из-за того, что одни служат давно, и у них есть какие-то определенные преференции, а те, кто только пришел служить, у них этих преференций нет, и из-за этого возникали разные споры, в основном конфликты.
На родину наш герой попадает уже взрослым, чтобы в родном Крыму построить семью. Сейчас Иса Акаев — отец 13 детей. С 2014-го года его батальон принимал участие в боях на Донбассе — За Саур Могилу и в Иловайске. А во время широкомасштабного российского вторжения — в освобождении Киевской области и Херсона.
Евгений Савватеев: Помните момент, ситуацию, когда вы сделали первый шаг к тому, чтобы защищать страну?
Иса Акаев: Я особо на этом не заострял внимание. Просто это сначала в Крыму мы приняли такое решение. Может быть не до конца я его осознавал, потому что ребят много было рядом. Потом, когда мы решили выехать в Киев, чтобы встретиться с руководством, с кем-то, кто бы нас поддержал, с Меджлисом, потому что Мустафа здесь был в Киеве в то время.
Меджлис — аналог парламента у крымских татар. От основания в 1991-м до 2013-го года главой Меджлиса был Мустафа Джемилев, диссидент, который провел около 15 лет в советских лагерях и тюрьмах.
Иса Акаев: Мы надеялись, что у нас все получится и что нас поддержат, мы очень в это верили и даже не сомневались в этом. Когда мы приехали в Киев и встретили такое недопонимание с одной стороны, с другой стороны равнодушие — это, конечно, немножко этот пыл наш поубавило.
Мы все равно решили продолжать. Потом мы с ребятами решили так: вывозим семьи на материк, а сами возвращаемся в Крым, и будем отстаивать его своими силами. Если у нас что-то получится, думаю, рано или поздно нас в этом вопросе поддержат. Потом, пока мы вопрос решили с семьями, начались подвиги в Харьковской области, на Донбассе, в Одессе. Все потихонечку начало закручиваться. Потом я услышал о создании добровольческого батальона «Донбасс». Это меня сразу натолкнуло на мысль о том, что надо создать свое добровольческое подразделение, которое после освобождения востока Украины будет двигаться на юг, в Крым. Что мы должны в числе первых войти в Крым.
Я вам скажу честно, что я с того времени не сомневался в том, что мы Крым освободим именно военным путем. Много раз нас спрашивали о дипломатии.
Я надеюсь, что скоро мы будем в Крым заходить, поэтому нам нужно как побольше людей набрать. Поэтому мы сейчас будем увеличивать свой состав, будем объявления делать, что набираем в наши ряды людей. Будут определенные проверки проходить люди. После этого уже будем их брать к себе. Главное в военной теме — не столько количество. Это мое личное убеждение. Важно понимание человека, ради чего он пришел сюда. Он должен отлично понимать, что его ждет здесь, что смерть и все остальное — это настолько близко и возможно. Поэтому человек должен хотя бы психологически этому быть готовым.
Евгений Савватеев: Это было тогда. Что самое сложное для вас, как для командира батальона сейчас?
Иса Акаев: Принимать радикальные решения. Ну вот бывает, возникает человек вроде неплохой. Но у него есть определенные качества, которые, с моей точки зрения, неприемлемы. Когда человек находится в определенном социуме, вот эти качества неприемлемы, то есть ты должен считаться с теми людьми, с которыми ты рядом. А, в общем, человек вроде бы неплохой, у него там очень много положительных качеств. И вот этот момент, когда ты думаешь, вывести человека из подразделения или его оставить. Думаешь, насколько его отрицательные качества перевешивают его положительные качества. Вот в эти моменты тяжело принять решение.
Бывает, когда, допустим, ставят задачу очень сложную, ты понимаешь, что ты можешь потерять большую часть личного состава при выполнении этой задачи. Тоже принимать решение тяжело, потому что это ответственность.
Я не знаю, как там люди это воспринимают, но я очень серьезно воспринимаю. Потому что я никогда не забуду, как мне пришлось прийти к семье нашего брата, бойца, и сказать, что он погиб, его жене и детям. Я никогда этого не забуду. Это очень тяжело, просто сложно передать: эмоциональное состояние, в душе что происходит. Я к этому очень долго готовился, просто с утра никак не мог настроиться, но я знал, что это надо сделать, мне было это очень тяжело сделать. Но я никогда этого чувства не забуду. Такие вот есть вещи, которые приходится делать. Они неприятные, но как командир ты должен это делать.
Евгений Савватеев: И вам это приходится сообщать, придя в дом, либо по телефону?
Иса Акаев: Даже если это тяжело, то я это стараюсь делать, придя в дом. Потому что мы должны видеть друг друга, смотреть друг другу в глаза. Это сложно передать по телефону. Это же не стакан семечек, это человек. Он доверял тебе, пришел к тебе, это его семья, его близкие, его дорогие люди. Мы поддерживаем отношения с этими женщинами, стараемся помогать детям.
В 2022 году военнослужащие батальона Крым освободили село Мотыжин в Киевской области. Не могу не спросить моего собеседника — что на самом деле стоит за такой сложной операцией.
Евгений Савватеев: Давайте, наверное, начнём с села Мотыжин. Зайти в освобождённое село. Вот опишите, пожалуйста, что это значит, потому что мы знаем об освобождении села из коротких видео в интернете, где люди встречают, из сводок Генерального штаба. Но что вот за этим стоит?
Иса Акаев: Вокруг Мотыжина проходило много разных, скажем так, мероприятий, работы. А потом мы собрались. Название этого села не помню. Там школа была, и в этой школе в актовом зале был штаб. Я помню, мы туда пришли, нас было много разных представителей разных подразделений. В основном Нацгвардия была. И старший начальник ставил задачу: вот, завтра с утра мы должны занять Мотыжин. По последним данным разведки, противник оставил населенный пункт, или где-то в перелесках зарылся, сидит в земле. Ну, короче, их не видно визуально.
Мы решили затемно выйти, закрепиться при входе в село. Как рассветет — понаблюдать немножко. Потом были несколько мест, где мы знали точно у них техника стоит и все это остальное. Думали, чтоб слегонца артиллерия немножко обстреляла, подготовку провела, для того, чтобы понять, есть они там или нет никого. Мы вышли, закрепились, дозоры встали. Арта буквально несколько залпов сделали, 3-4 может быть снаряда прилетело. Посмотрели, никакого движения нет. После этого отбой дали арте. И четырьмя колоннами стали входить в село. Колонны были небольшие: человек по 8-9 было. Мы зашли в село, на окраину вышли, потом с окраины пошли по улицам. Там одна группа — по одной улице, мы — по другой. С разных сторон стали заходить к центру села. Договорились, где встречаемся. Мы выходим к сельсовету. Остальные 3 группы должны выйти к церкви. Договорились так. Мы к сельсовету вышли, это чуть-чуть, получается, ниже, чем церковь. Нам на церковь неудобно было выйти. И мы шли. Сначала с опаской, потому что мы не знали, что нас ждет. Потом поняли, что село оставили, они ушли из села. То, что вообще было пусто, тишина полная.
Мы двигались, потом стали люди появляться, с опаской выглядывать оттуда, отсюда.
Ну, потом стали выходить люди, мы с ними переговорили, там друг другу начали говорить, что это все свои, все нормально. И потихонечку-потихонечку стали люди выходить. Потом в дом нас пригласили, я помню. Мы уже дошли до центра, закрепились. По рации я сказал, что все нормально, чисто. Другая команда сказала, что у них также все чисто. Ну, мы все доложили, что все хорошо, все чисто, могут заходить основные силы. И все. Потом местные нас по домам растащили, кто чем мог, стал угощать. Я говорю: «Спасибо, мы ни в чем не нуждаемся. Мы должны вас угощать, вы тут два месяца сидели». Когда они начали нам рассказывать, что с ними происходило, конечно, это было очень жутко слушать все, неприятно.
Евгений Савватеев: Что вас поразило, что больше всего запомнилось из того, что рассказывали?
Иса Акаев: Очень много вещей было. То, что они ездили пьяные по улице и стреляли просто по домам. Просто ездили на БМП по улицам. И просто стреляют по домам с двух сторон, никаких причин для этого нет. Люди боятся, перебегают задними дворами, стараются как-то пройти. И вот они начинают по ним стрелять. Женщин насилуют, мужчин калечат. Много раз это делали.
Потом мы же нашли там, в лесу, место, где они массово захоронили людей, женщину, главу сельсовета, ее семью. Чисто случайно ребята нашли их в лесу. Недалеко от этого места было их место базирования. Мы просто пошли посмотреть, чтобы снарядов ничего не было, чтобы местные не подорвались. Думаю, проверим, если что — оцепим. Пошли посмотреть, а там у них землянки были накопаны, всякая ерунда. И чисто случайно один товарищ заметил, кисть руки торчала из земли. И вот так мы нашли их. Конечно, много неприятного было.
Читайте также: Офис генпрокурора раскрыл убийство старосты Мотыжина под Киевом
Евгений Савватеев: Прощание с погибшим на фронте в вашем батальоне как происходит?
Иса Акаев: По нашим мусульманским канонам. Правда, мы не можем его похоронить непосредственно на месте, где он погиб. Мы его привозим сюда, здесь вот, в Киеве мы хоронили. Отправили намаз, погребальную молитву. Воин, который погиб в бою, он обычно хоронится в той одежде, в которой он был. Кровь с его тела не смывается. Это считается достоинством. Потому что, согласно нашим верованиям, эта кровь, эта его одежда, выпачкана его кровью, — это как свидетельство того, что он погиб как воин, сражаясь, защищая свою честь, свое достоинство. Поэтому в исламской традиции не принято омывать погибших в бою и переодевать их в чистую одежду.
У нас было очень много ребят наших, крымских, мусульман. Помимо этого, приехали ребята, те, кто с нами воевал, христиане. Очень сильно это изменилось в украинском обществе. Именно такой хороший, здоровый контакт между мусульманами и христианами развивается. Мне это очень нравится. У нас взаимопонимание хорошее. В будущем это очень даже позитивный посыл о том, что у нас все получится.
Евгений Савватеев: Молитва во время войны, даже в самые какие-то острые моменты, как происходит?
Иса Акаев: Молитва. Есть определённые у нас правила. Вообще мы молимся 5 раз в день. Есть определённые условия, когда мы можем молитву сокращать. Это, допустим, когда человек находится в пути, когда человек воюет, или очень серьёзно болеет. Сокращается молитва до трёх раз. То есть, некоторые молитвы совмещаются. Допустим, полуденная. После полудня они объединяются. Вечерняя с ночной молитвой тоже объединяется, получается 3 молитвы. И количество определённых действий тоже сокращается в этих условиях. Но в условиях войны это очень сильно сокращается.
Особенно когда ты находишься в зоне непосредственно первой линии, когда в зоне боевой действия, когда снаряды рвутся, стрельба идёт, когда противник нападает. Есть моменты, которые очень сильно сокращают её. Такая молитва считается одной из самых сильных молитв: нет препятствий между Богом и молящимся, особенно когда это происходит именно в таких экстремальных условиях, особенно во время войны. И поэтому, когда мы находимся на передовой, мы всегда стараемся это использовать, с максимальной для себя пользой. Всегда обращаемся с просьбами к Богу. Чтобы он, в первую очередь, укрепил нас, даровал нам терпение на этом пути, даровал нам победу, направил наши пули на нашего врага, чтобы они мимо не летели, чтобы сделал наши руки крепкими. Чтобы больше у нас было духа, силы, возможности сражаться, сопротивляться и уничтожать нашего врага. Мы всегда обращаемся с такими просьбами.
Читайте и слушайте также: «Распятый мальчик»: как Россия накачивала пропагандой в 2014?
Евгений Савватеев: Наверное, наш разговор услышат какие-то россияне. Что бы вы им сказали?
Иса Акаев: В первую очередь, я бы хотел сказать им, что если они рассчитывают, что что-то поменяется или что-то изменится, они должны в это поверить. Изменить эту страну могут только они сами, если они этого захотят. На сегодняшний день, если многие из них считают, что то, что произошло — это вина только Путина и тех, кто рядом с ним, — они глубоко ошибаются.
Только человек, который осознает, что он виноват, сможет понять, как можно это все исправить. Но исправить они могут только сами, мы за них это не сможем сделать. Или кто-то другой не сможет прийти. Если только они сами захотят что-то изменить, только так они смогут это поменять. Но, в первую очередь, должно прийти осознание понимания.
Потом, я думаю, самое главное (это всех россиян касается) — это государство должно перестать существовать в том виде, в каком он существует.
У каждого должен быть свой дом, свой угол: Башкирия, Татарстан, Ичкерия и все остальное. И каждый народ сам должен решать: будет он жить в какой-то конфедерации или не будет, или он будет самостоятельно жить.
Я иногда читаю «Форум свободных народов постРоссии». Интересные хорошие вещи они пишут. Понятно, многие сейчас смеются со всего этого, не воспринимает это всерьез. Ну, допустим, 20 лет назад Украину тоже всерьез тоже никто не воспринимал, даже 10 лет назад. Сейчас большинство людей в мире знают, где находится Украина и почему она такая. Я помню где-то в начале двухтысячных мы ездили за границу. Товарищ был, гражданин России с Кавказа, а я гражданин Украины. И когда ми переходили границу, я видел отношение пограничника к украинскому паспорту и к российскому паспорту. Все равно российский паспорт брал он с большим уважением. А сейчас все изменилось.
Поэтому все зависит от людей, как они себя поставят. Нас стали уважать, потому что в первую очередь, мы сами себя стали уважать. Мы стали ценить сами себя, свою жизнь, свою свободу. Благодаря этому нас стали уважать и ценить во всем мире.
Быть свободным некоторых не устраивает, потому что понятие «свобода» еще заключает такой параметр как ответственность. Поэтому надо понимать: если хотите изменить свою страну, стать лучше, выйти из круга, в котором она находится, эта российская империя, надо взять на себя ответственность, понять, что «мы виноваты в чем-то, перед кем-то», осознать это максимально. Но я понимаю, что они все это исправить не смогут уже. Максимально: сделать от себя зависящее, чтобы такого больше не повторилось.
Евгений Савватеев: Мы с вами говорим на русском языке, и этот подкаст на русском языке. Хотя в Украине многие сейчас отказываются от русского языка, понятно почему. Что вы думаете на тему языкового вопроса?
Иса Акаев: Я согласен с теми, которые в силу определенных причин переходят на украинский язык. Я с ними согласен, я их полностью поддерживаю. Но, с другой стороны, я не оправдываю тех, кто на сегодняшний день говорит на русском языке. В первую очередь, я среди этих людей. Просто, на сегодняшний день так сложились обстоятельства, что это язык, на котором проще всего изложить свои мысли. Я не знаю настолько хорошо даже свой родной язык, к сожалению. Поэтому у меня нет вариантов, мне приходится это делать так. Поэтому не бывает хорошего и плохого языка. Я такого мнения придерживаюсь. Всё зависит от носителя этого языка.
Евгений Савватеев: И вы сейчас стараетесь, чтобы ваши дети знали крымскотатарский?
Иса Акаев: Да, и говорили на украинском. Я им даже с собой запрещаю на русском языке разговаривать. И сам со своими детьми стараюсь. Ну, я знаю свой родной язык, к сожалению, на бытовом уровне. Они уже, многие из них нормально читают, пишут.
Евгений Савватеев: Если бы у вас (может быть, это и было) ребенок спросил, за что вы воюете, вы бы ему что ответили?
Иса Акаев: В первую очередь, чтобы он мог вернуться домой к себе. Потом, может быть, не совсем правильной будет последовательность, но самое главное для нас, для всех — это быть свободными. Свобода — это настолько всеобъемлюще. Свободным человеком быть в том отношении, чтобы ты мог свободно исповедовать свою религию, чтобы ты мог быть тем, кто ты есть, чтобы ты мог самовыразиться в этой жизни, чтобы у тебя была возможность максимально воплотить свои идеи в жизнь, свои мысли какие-то. Очень много понятий есть у свободы. Но, в то же время, порой мы попутаем понятие «свобода» с понятием вседозволенности. То есть мы все отлично должны понимать, что «твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода твоего соседа».
Евгений Савватеев: Что для вас победа?
Иса Акаев: Уничтожение Российской империи, вот это победа. Прекращение существования этого государства в том виде, в каком оно на сегодняшний день есть, вот это победа. Все остальное это будет полумера. И они вернутся потом, усилившись, сделав выводы из ошибок. Потому что это история, надо просто смотреть, изучать ее. Это было уже неоднократно. Мы думали, что мы победили, но они возвращались. Мы думали, что мы победили, но они усиливались, делали выводы из ошибок, и мы проигрывали. Поэтому пока это государство будет существовать в том виде, в каком оно есть, нам не будет покоя. Мы должны понимать это. И победа — это только полное уничтожение этого государства. Вот на его месте должно возникнуть. 5, 10, 20, не знаю сколько, но должны быть отдельные государство. Тогда это будет победа.
Вы слушали и читали второй эпизод подкаста «Правда войны». Первый выпуск с Юрием Мацарским о руинах Бахмута и о том, до чего сужается кругозор военного на фронте, читайте и слушайте по ссылке.
Они были журналистом с ежедневным онлайн шоу/строителем с бизнесом в Крыму/религиоведом, которого «воспитал» Московский патриархат/культурологиней, которая выступала за гендерное равенство. А теперь у каждого (каждой) автомат, с которым они защищают Украину. В подкасте об украинских военных ведущий Евгений Савватеев задаётся вопросами, за что и за кого они воюют, кого любят и кого ненавидят, кому верят и во что, а также что хотели бы сказать русским. У каждого и каждой — своя «Правда войны».
Чтобы не пропускать выпуски, подписывайтесь на новые эпизоды: Spotify, Google-подкасты, Apple-подкасты.
Над подкастом работали:
Cаунд-продюсер Алексей Нежиков
Сценарист Евгений Савватеев
Редакторка Мила Мороз
Фотографка Ярослава Жуковская
Youtube-версия Таня-Мария Литвинюк
Аниматор Владислав Бурбела
Продюсерка Катерина Мацюпа
Креативный продюсер Кирилл Лукеренко